Андрей Болотов: Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Итакъ, проводивъ съ ними и случившеюся быть тогда у насъ теткою госпожею Арцыбы шевою и пріѣхавшимъ къ намъ въ сіе же время родственникомъ нашимъ Петромъ Алексѣевичемъ Кирѣевымъ и его семействомъ и племяникомъ его, прежнимъ моимъ ученикомъ и воспитанникомъ господиномъ Семеновымъ, первое воскресенье и послѣдующій день, — собрались мы опять въ путь и вмѣстѣ съ женою и старшею моею дочерью и пустилися въ новое путешествіе.

Ѣзда наша въ сей разъ, по случившимся дурнымъ тогда погодамъ была безпокойная, и мы не прежде какъ въ четвертый уже день пріѣхали въ Москву и остановились въ сей разъ на Шабаловкѣ, въ домѣ у знакомца и пріятеля нашего Ивана Ефремовича Кислинскаго и стояли вмѣстѣ съ пріѣхавшими въ самое тоже время и нашими Федешовскими родными. И какъ хозяинъ нашъ былъ человѣкъ одинокій и квартиру имѣлъ довольно просторную, то и намъ всѣмъ было довольно покойно.

Какъ главная наша нужда состояла въ исправленіи нужныхъ для себя разныхъ покупокъ, то и пробыли мы въ сей разъ въ Москвѣ не болѣе 4-хъ сутокъ и замучились от безпрерывной и ежедневной ѣзды то въ ряды, то для свиданія съ кѣмъ было нужно, почему не произошло съ нами въ сей разъ ничего особливаго. Совсѣмъ тѣмъ успѣли мы побывать у старинныхъ нашихъ Офросимовыхъ и друга нашего г. Кологривова, а я повидаться съ пріятелемъ своимъ г. Владыкинымъ и г. Новиковымъ и съ симъ послѣднимъ переговорить обо всемъ нужномъ, относящемся до моего «Экономическаго Магазина» и съ нимъ счесться.

Итакъ: и вторую, и третью недѣли великаго поста находился я от дома въ отлучкѣ и въ безпрерывной волокитѣ. Въ Богородицкъ возвратились мы не прежде какъ уже предъ самымъ Благовѣщеніемъ, 23-го марта, и рады были, что убрались до наступленія самой половоди, которая вскорѣ по возвращеніи нашемъ и началась. Я возвратился въ Богородицкъ не совсѣмъ въ спокойномъ духѣ, ибо въ проѣздъ мой чрезъ Тулу при свиданіи съ полукомандиромъ моимъ г. Давыдовымъ, получилъ я от него, между прочимъ, многія такія приказанія, которыя ввергли меня въ великое недоумѣніе и озаботили такъ, что я не зналъ что дѣлать. Были они совсѣмъ несообразны съ прежними его поступками, и даже ни съ чѣмъ не сообразны, а что всего хуже — ни мало несоотвѣтственныя безпристрастному и прямо усердному попеченію намѣстника о волостяхъ нашихъ. Ибо надобно знать, что между тѣмъ какъ сей о истинной пользѣ нашихъ волостей и о умноженіи казеннаго дохода и о введеніи во всемъ лутчаго порядка помышлялъ и старался [не послѣдовалъ оному] давно г-нъ Давыдовъ и, не соотвѣтствуя ни мало его къ себѣ милостямъ и довѣрію, помышлялъ только о томъ, какъ бы ему и чѣмъ бы то ни было от волостей нашихъ можно было поживиться и нагрѣть себѣ руки; а потому и выдумалъ всѣ удобовозможные къ тому способы; а всходствіе того и предписывалъ мнѣ от времени до времени, многое такое, чего мнѣ никакъ, не подвергая себя гнѣву от намѣстника, исполнить было не можно. А такого точно рода были данныя мнѣ и въ сей разъ нѣкоторыя его приказанія, которыя заставили меня не только думать, но и напрягать всѣ силы ума и знанія своего, чтобы изобрѣсти какое-нибудь такое посредство, что и онъ сколько-нибудь удовлетворенъ могъ быть въ своихъ желаніяхъ и я не могъ подвергнуться дальнему за то отвѣту. Ипризнаюсь, что самое сіе наиболѣе меня во все время управленія его волостями озабочивало и отягощало. Не рѣдко случалось, что я, по пословидѣ говоря, принужденъ бывалъ «ужемъ и жабою вертѣться» и употреблять «и лисій хвостъ и волчій ротѣ», либо для уничтоженія безпредѣльныхъ его вожделѣній, либо для сокращенія и уменьшенія его чорныхъ и непозволительныхъ замысловъ. И хотя то иногда и удавалось, но какъ не было ни силъ, ни возможностей ему противоборствовать, то доходило не рѣдко до того, что я со страхомъ и трепетомъ принужденъ бывалъ выполнять его повелѣнія.

Кромѣ сего озабочивало меня тогда и то, что мнѣ, не помню для какой-то необходимой надобности, нужно было на другой же день по возвращеніи моемъ отправить сына моего одного въ Тулу, и это было еще самое первое путешествіе, въ которое ѣздилъ онъ одинъ и, по счастію, не смотря на всю дурноту пути и начинающееся половодіе, онъ коммиссію, возложенную на него, исправилъ и успѣлъ еще до половоди большой къ намъ на другой день возвратиться.

Вслѣдъ за тѣмъ начались мои хлопоты и обыкновенныя ежегодныя заботы о прудахъ нашихъ. Всѣхъ ихъ надлежало то- и — дѣло осматривать и гдѣ нужно было спуски и плотины поправлять и починивать, а особливо на прудахъ, вновь мною сдѣланныхъ. Вездѣ-и-вездѣ разставлены и опредѣлены были у меня люди, для наблюденія за ними, и со всѣхъ сторонъ доставлялись мнѣ ежечасныя почти увѣдомленія, хорошо ли вода стекаетъ и не дѣлаетъ ли гдѣ каковаго поврежденія. Въ каковыхъ случаяхъ безъ памяти бѣжалъ или скакалъ я на лошадяхъ самъ туда, для скорѣйшаго и лучшаго поправленія. Словомъ, всякая половодь была для меня почти сущею каторгою: я не имѣлъ ни минуты почти спокойной и нерѣдко принужденъ былъ вставать даже ночью и поспѣшать туда, куда требовала надобность, и невѣдомо какъ радъ всегда бывалъ, когда половодь начинала уже проходить и оканчивалась благополучно.