Мы начали записывать демо-версии всех песен, которые рассматривали для первого альбома, и прошлись по ним с Майком примерно в той же манере, как и раньше, – с незначительными изменениями. Единственный творческий сдвиг, который произошел в тот период, был фактически одним из предложений Алана. В песне Welcome to the Jungle отрывок, где Аксель поет When you’re high, you never want to come down (Когда ты под кайфом, тебе оттуда уже не выбраться – примеч. пер .), изначально повторялся. Алан предложил убрать одно из повторений и оказался прав. Так песня стала еще напряженнее. Помимо этого изменения, остальные песни оказались запечатлены в том виде, как они получились с первого или второго раза. Это свидетельство того, как хорошо шла работа в студии и в каком отличном настроении мы там находились. Мы никогда не прислушивались к советам, кто бы их ни давал. А теперь нам самим захотелось прислушаться, и мы поняли, что это к лучшему. Алан тогда уже работал менеджером Great White. Еще он их продюсировал и был соавтором песен. Хорошо, что никто из нас тогда об этом не знал, потому что та сессия могла пройти не настолько хорошо, а песня Welcome to the Jungle могла бы стать совершенно другой. Лично меня степень вовлеченности Алана в творчество Great White никогда не беспокоила, а вот среди других участников группы это открытие произвело эффект снежного кома.
Я могу лишь догадываться, насколько обрадовался Том, что у Guns N’ Roses наконец появился настоящий менеджер и продюсер, с которым нам по-настоящему хотелось работать. На это ушла пара лет, но наша группа лунатиков, в будущем успехе которой Тому удалось убедить лейбл, все-таки встала на путь к успеху, который он им обещал.
Алан организовал нам запись в студии «Румбо» в Канога-парке, где Клинк любил работать, чтобы поработать над живым звуком. Канога-парк находился недалеко от того места, где вырос Стивен, в долине. Мне же она была какой-то чужой страной. Думаю, в этом и был весь смысл – они решили, что если держать нас подальше от Голливуда, то это заставит нас сосредоточиться на записи. Алан снял нам квартиру в Оуквудс, таком типичном полностью меблированном жилом комплексе, какие есть во всем мире. Еще он арендовал нам фургон для поездок. По какой-то причине – а по какой, ума не приложу, – меня назначили водителем.
Майк нанял нам, уличным крысам, в помощники настоящих профессионалов: Порки, известного гитарного техника, и Джейма-Оу, техника по ударным. Они работали над сотней записей и были супер-профи, а еще большими любителями вечеринок. Для нас они оказались бесценны.
Запись настоящего альбома в настоящей студии была для нас в новинку: до этого мы только записывали демо в разных студиях Лос-Анджелеса, некоторые из которых были эпическими. Над первыми версиями Don’t Cry и Welcome to the Jungle мы работали в «Холливуд Саунд», где Led Zeppelin записали свой второй альбом. Некоторые из наших сеансов стали эпическими в другом смысле, например, когда мы поспорили из-за оплаты с владельцем какой-то дерьмовой студии в Голливуде. Он был так пьян, что направил на нас пистолет.
– Вы мне заплатите, мать вашу, – произнес он, выпучив глаза. – Прямо сейчас!
– О, все верно, – ответили мы. – Да-да, мы были не правы… а ты прав. Мы уже собирались уходить.
Кто-то догадался забрать записи по пути на выход, и, к счастью, никто не пострадал.
Первый день записи мы начали с Out Ta Get Me , делая то же самое, что и всегда, только в совершенно новой обстановке: мы устроились в большой студии для записи живой музыки и стали играть в свое удовольствие. Когда я услышал запись, то понял, что у меня огромная проблема: гитара звучит дерьмово, когда звук проходит через нормальную деку в хорошей студии.
Пока я ширялся, я умудрился заложить в музыкальный ломбард все свои инструменты, включая гитару Les Paul Стива Хантера. Я убедил компанию «Маршалл» прислать мне несколько усилков, когда у нас еще была своя репетиционная студия в Бербанке, но, так как я за них не заплатил, их забрали. В принципе у меня не было ничего: три гитары, и все. Две из них были «Джексонами», причем одна изготовлена специально для меня: на ней была черная жар-птица с татуировкой Ширли, как у меня на теле. Звучала она дерьмово. Другая была прототипом Stratokaster с изогнутым верхом, который мне одолжили, а я не вернул. Это один из двух когда-либо созданных прототипов. Третья – красная «Би-Си Рич Уорлок». И ни одна из них не звучала достаточно хорошо в студийных мониторах.
Я был расстроен и сильно нервничал. Мы проделали такой большой путь, и я был твердо намерен идеально звучать в записи. Только не знал, как этого добиться, потому что денег было примерно ноль.Я пытался скрыть свои эмоции на сессиях, много пил и прыгал по студии, когда играл, – но знал, что мне необходимо как-то решить проблему и перезаписать свои партии. Другим ребятам это было не нужно – Иззи, Дафф и Стив так классно сыгрались с самого начала, что их музыке вообще не требовались улучшения.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу