Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

В профессиональном плане на момент переезда в США я представлял собой довольно сложную комбинацию невостребованных умений и навыков:

– деклассированный разработчик цифровой схемотехники. Могу подхватить, в принципе, и вернуться в строй. Но душа не очень к этому лежит;

– тонкий специалист по методам интенсивного обучения. Хотел бы заниматься именно этим, но не могу из-за практически нулевого английского;

– готов на любую работу, но пока нет никакой. Мы приехали в самом начале довольно неприятной затяжной рецессии, которая продлится до конца 1995 года.

Английским я занимался всего месяц до отъезда, с преподавателем, в небольшой группе, по интенсивной методике. А до этого, в школе и в институте, изучал немецкий.

В первые же дни мы отправились в сити-колледж и сдали тест на знание английского. Насчитали мне 200 баллов, что в сущности ничто, считай, на нуле человек. Было начало декабря 1990 года. Занятия в колледже начинались через месяц с гаком, после новогодних каникул. За этот месяц я самостоятельно позанимался языком и сдал тест уже на 400 баллов. Стало понятно, что в колледж я ходить не стану, поскольку самообучаюсь быстрее.

Друзья по институту связи убеждали меня искать работу в цифровой схемотехнике, то есть в той области, которой я довольно успешно занимался первые 4 года после института. Они дали мне книжку по схемотехнике на английском и оставили с этим. Я дотошно выписывал на карточки и вызубривал незнакомые слова, то есть практически все подряд. Первая страница была прочитана дня за три. За следующие три дня было прочитано страниц пять. Потом я потерял контроль, на каком языке написан текст, я уже просто читал.

Тёща нашла в библиотеке диссертацию по изучению словарного запаса студента университета Беркли, (это один из двух солидных местных университетов, еще есть Стэнфордский). В приложении к диссертации имелся список из 3000 наиболее употребительных слов, упорядоченных по частоте употребления. Приблизительно 500 слов из 3000 представляли собой интернациональные научные термины, которые я, можно сказать, уже знал из прежней жизни. Остальные слова я заучивал по сотне в день. Особая прелесть частотного словаря в том, что люди действительно эти слова употребляют в речи. Как только выучишь слово, сразу начинаешь его слышать. У меня и сейчас, 20 лет спустя, некоторые из этих слов сидят в голове просто от заучивания, хотя не скажу, чтобы я ими часто пользовался. Я написал резюме для рассылки на вакансии дизайнера цифровых устройств. Описал, как мог, что делал в ЦКБ связи, и дал на проверку товарищу, с которым мы три года проработали в ЦКБ за соседними столами. Товарищ уже два года работал в США именно в этой области. Прочитав мое резюме, он покачал головой и сказал, что половину из описанного мной здесь делают техники. Документацию разработчики не пишут, прототипы не настраивают, методики наладки не пишут… Как правильно написать резюме, он так и не объяснил, но лицо его выражало некоторое страдание после чтения моего текста. Раздобыть образец резюме я не мог в силу отсутствия интернета в том виде, каким мы знаем его сегодня. Чувствовал я себя довольно грустно.

Этот конкретный эпизод научил меня тому, что впоследствии я никогда никого не ставил в подобное положение. Если кому-то нужно написать или подредактировать резюме, я сажаю человека рядом с собой и своей рукой составляю или правлю резюме в живом диалоге.

Итак, рассылка резюме оказалась непродуктивной идеей: поддержать разговор с работодателем ни по телефону, ни на собеседовании я всё равно не мог. Но главное, я страдал комплексом обладания чем-то большим и уникальным, чего не хотел потерять, отпустить, утратить, а именно: методами быстрого обучения. Я действительно обладал уникальным знанием, но предложить свои услуги в этой области не мог в силу недостатка опыта жизни в новой стране. Я совершенно не был одержим идеей собственного бизнеса, как некоторые новички, и очень рад был бы работать по найму.

Сестра жены и ее родители снимали в Сан-Франциско две квартиры на одной лестничной площадке 4-этажного дома в районе Ричмонд. На каждом этаже располагалось 4 квартиры. Там вся улица такими домами застроена. В Ричмонде, видимо, из-за близости океана и связанной с этим повышенной влажности, деревянные дома застройки 20-х годов ХХ в. (каковых там большинство) подванивают гниющим деревом. При этом внешне они выглядят более чем прилично: штукатурка, гранит. Красивые домики. Но когда говоришь, что живешь в Ричмонде, тебя частенько спрашивают: «Дом воняет?» Дома там делятся на вонючие и не вонючие, хотя на цену, как я понимаю, запах не влияет.