Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

Раз в день к нам заходил улыбающийся во весь рот мексиканец, говорил одно слово: «гарбидж», забирал мусор, менял мешок и уходил. «Гарбидж» оказался первым новым английским словом, которое мы выучили в США. Мы долго не могли внутренне смириться с выбрасыванием в помойку пластиковых ведер, стаканов, вилок-ложек. То есть нам объясняли, что это все одноразовое. Но как такую красоту выкидывать?! Сердце кровью обливалось! Выбросили гораздо позже, уже в Сан-Франциско, когда поняли, что хранить это негде, да и воспользоваться этим добром снова не придётся.

В Нью-Йорке за эту неделю с небольшим с нами произошли два ярких события. Во-первых, из Нью-Хевена нас навестила школьная подруга жены со своим мужем. Они эмигрировали ещё в 1978 году, а до их отъезда мы общались очень плотно: в Крым вместе ездили, по Киеву гуляли, когда навещали там родителей жены. Короче, мы были очень рады их видеть. За 10 лет ребята обросли всякой недвижимостью, получили местное высшее образование (в Киеве они окончили железнодорожный техникум). Было приятно встретиться. Они навещали нас в гостинице.

Другая встреча состоялась уже со школьной подругой Ирины – старшей сестры Светланы, моей жены. Ирина из Сан-Франциско позвонила своей подруге и попросила нас развлечь. Подруга с мужем и детьми жила в США уже лет 10. Жили они в собственном доме, не уверен точно где, но в городе, а не в пригороде. Они посадили нас в свою машину-баржу, и мы поехали к ним. По пути заехали на Брайтон в большой двухэтажный русский магазин. Там было много кассовых аппаратов, много разных отделов. Мы от разнообразия просто ошалели: торты, конфеты, колбасы, деликатесы мыслимые и немыслимые. А муж сестриной подруги уныло осматривал полки. Увидев наше оживление, он спросил с вялым удивлением: «Вам нравится?» Мы дружно закивали головами в утвердительном смысле. Он же покачал головой и сказал: «Не знаю даже, нечего взять». Но что-то он купил, и вскоре мы оказались у них дома.

Сейчас я уже не могу вспомнить их дом, зато помню стол со всякими яствами. А на столе – 3 или 4 полугаллоновые (1,8 литра) пластиковые бутылки с газировкой, разные, с яркими этикетками. «Вот это люди живут, – подумал я, – на широкую ногу!» Поделился мыслью с женой, и она со мной согласилась. Это тебе не хлипкая жестянка, за которую дают пятачок. Мы тогда еще не знали, что в мелкой расфасовке товар стоит намного дороже.

За неделю в Нью-Йорке мы отоспались, привыкли к разнице во времени и стали строить планы, какие достопримечательности хотим посетить и осмотреть. Но, совершенно неожиданно, нас подняли однажды утром, как по тревоге, взяли на анализ кровь и мочу, а на следующий день мы уже летели в Сан-Франциско. Полторы тысячи долларов за билеты на этот рейс мы потом по тридцатке в месяц выплачивали ХИАСу несколько лет, удивляясь, где они нашли такие дорогие билеты.

В январе 1991 года, через полтора месяца после нашего приезда в США, жена предложила: пока суд да дело, надо подать документы для вызова моих родителей. Я очень удивился, поскольку родители уезжать отказались наотрез, но возражать не стал. Документы мы отправили куда положено, но никому об этом не говорили. А где-то в августе мама сама позвонила и намёками (она по привычке никогда не говорила по телефону открытым текстом) стала зондировать почву. Я сказал ей, что всё уже в подаче. И буквально через пару месяцев им назначили интервью в посольстве США. Приехали они к нам довольно скоро, уже осенью 1992 года.

В то время для беженцев со слабым здоровьем существовали так называемые «медицинские рейсы». Именно таким рейсом родители и прилетели. В Москве отец уже лет 10 практически не выходил из дома из-за проблем с сердцем. Лечить его никто не брался. В ведомственном госпитале МВД, где отец раньше лечился, ему сказали, что у них тут не дом престарелых, помочь ему ничем не могут, и чтобы он не приходил и не морочил им голову. Это стало последней каплей для родителей. Врач, сопровождавший рейс из Шереметьево, передал мне отца в аэропорту Сан-Франциско. На инвалидной коляске мы прокатили его через весь аэропорт на парковку, а оттуда – в новую жизнь…

В Штатах отцу почти сразу сделали операцию на сердце в госпитале Стэнфордского университета, поставили 4 шунта, и он прожил еще 16 лет вполне полноценной жизни.

Брат с женой и сыном приехали чуть позже, в самом начале 1993 года, месяца через три после родителей. Так что семья наша в полном составе переместилась на новое место. В отличие от Москвы, где мы все жили на приличном расстоянии друг от друга, в Силиконовой долине мы оказались совсем рядом, на расстоянии 15 минут пешего хода.