Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

Как-то он сказал интересную фразу о Руфине. Речь шла о какой-то ситуации в школьном офисе, где Полярник теперь проводил половину дня, и я его спросил, что по этому поводу думает Руфина. Он на меня посмотрел с ехидной улыбкой и ответил: «Мнение Руфины – это мнение последнего человека, с которым она говорила». Это действительно очень точная характеристика. Ни добавить, ни отнять!

С появлением собственного офиса, где можно в течение дня подтягивать отстающих, мы фактически имеем безотходное производство, nobody left behind. При этом добрая половина наших студентов, изголодавшихся по нормальным заработкам, идет на рынок без всякой практики. Мнения разделяются. Те, что проходили практику, утверждают, что без неё никогда бы работы не нашли. Те, кто вышли сразу на рынок, говорят, что нет смысла ту же работу делать бесплатно.

У Фили в нашей компании, в соседнем отделе, появляется любовь – нежная, хрупкая, очаровательная девочка лет 18-ти. Я с их этой любви чуть не влипаю по-крупному. Ее бывший ухажер – натуральный псих, с пистолетом ходит, неуравновешенный. Он ее преследует из-за того, что она теперь сошлась с Филей. Как-то раз любовь эта прибегает в нашу лабораторию со слезами, хватает меня за руку и говорит, что Филя пошел на паркинг с этим придурком отношения выяснять, а у того пистолет.

И настолько у меня ничего в мозгах в тот момент не было, кроме мысли «наших бьют!!!», что я помчался на паркинг, поручив девочке вызвать полицию. Пару минут я их разнимал, благо оба щуплые, а я тогда под сто кило весил. И смотрю на этого психа, чтобы он неожиданно не достал оружие. Страха не было совершенно. Идиотизм полный. Мне даже хотелось, чтобы он достал, тогда бы я ему оторвал и тут, и там. Сорок лет – ума нет! Но тут соколы с сиреной подлетели и его забрали, а с меня сняли протокол. Не оказалось у него, кстати, оружия при задержании.

Филя и Дэйв с тех пор ко мне стали как-то теплее относиться. У нас теперь мужская солидарность. Девочка всем растрепала про схватку. Наш менеджер по программированию, американец, пришел ко мне и пальцем у виска покрутил, но одобрительно. Филю все любили в компании, он как сын полка там был. И девочка у него тоже очень нашенская. Мы их в обиду не дадим!

Ребятам мы платили за преподавание по 25 долларов в час. А себе ничего не брали. Всё тратили. Руфина, как я уже говорил, была на велфере. Если бы она стала получать деньги, то ей бы велфер уменьшили. Сначала надо довести доходы до такой суммы, чтобы имело смысл от велфера совсем отказаться. Мне и вовсе деньги ни к чему, поскольку мы с женой и так хорошо зарабатываем.

Я – владелец бизнеса и свой преподавательский труд по часам оценивать не могу. По собранным задним числомденьгам, (а это меньше, чем нами было реально отработано, не всё удалось собрать), в итоге за первый год я получил тысяч 90, не беря ничего в течение этого самого года.

Быстрые деньги меня тогда совершенно не интересовали. За первые пару лет мы настолько привыкли обходиться самым минимумом, что выходили из этого состояния довольно долго. Как сказал один знакомый, приехавший за 10 лет до нас: «Зарабатывать, Миша, ты уже научился. Теперь учись «енжоить бабки». А как их «енжоить»? Пошли мы с ним и еще парой ребят в стриптиз-клуб. И доллара лишнего не жалко, но как-то неудобно его в чужие трусы совать.

Если говорить об общем векторе, без лишней детализации, то могу попытаться сравнить работу в советских учреждениях и в американских.

В СССР у всего населения страны был один наниматель – государство. В США на государство работают 25 % населения. Еще 50 % заняты в малом бизнесе. Оставшиеся 25 % работают на компании, большие и средние. Есть еще некоммерческие организации.

Работа в государственных компаниях и крупных корпорациях ближе по стилю к работе в СССР: большая структура, спихотехника, незаинтересованность в результатах труда, подсиживание и проч. Но, конечно, при всей внешней схожести есть фундаментальные различия. В США имеется несколько вещей, которые как воздух: ты их не замечаешь, но они повсюду:

• нет озлобленности, все мирно и чинно. Никто не орет, не машет монтировкой на дороге, не хватает за грудки. Отношения очень спокойные;

• американцы не принимают на себя лично производственные вопросы. Если человеку говорят, что что-то нужно переделать, то это его не ставит в положение униженного или обиженного, – обычный рабочий процесс. Никто не хочет никого унизить или оскорбить;