Максим Коробейников - Я тогда тебя забуду

— Вот парень растет!

— Весь в тебя, — сказал я.

— Ну, разве мы были такие! Он уже читал и писал, когда еще в школу не ходил. Правда, все умеет делать по хозяйству, как я: лошадь запрячь, швейную машинку наладить, электрический утюг отремонтировать. А знает столько, что уму непостижимо!

Потом мы пришли домой к Васе Барину, и мой старый и верный друг Коля Козел, держа на коленях своего младшего друга, рассказал о своей жизни на войне.

— Так вот, — начал свой рассказ Николай, — я в сорок первом кадровую службу отслужил, уже и Василию написал, что скоро домой приеду. А тут война. Первое время думал: ну, пойду на фронт, покажем свою силу. Но сорок первый год прошел, сорок второй начался, а я все в запасном полку. Старшиной роты был, все больше строевой подготовкой занимался, роты сколачивал. Только одну выучишь, ее в маршевый батальон и на фронт. Другую сколачиваешь. Я проситься — не пускают. Мне уже двадцать второй идет. И здоровый как бугай стал, стыдно людям в глаза смотреть. Видно, понравился я командиру. Вот мои маршевые роты одна за другой на фронт уходят, а я все сижу и сижу в тылу. Вначале в Теллермановских лесах под Борисоглебском в землянках жили. Ну, может, и не очень жирно ели, но все-таки не голодали.

Потом в Вологодскую область перевели. Еще год прошел. Василия-то уже два раза ранило. И стало мне как-то не по себе. Наши люди воюют, не щадя жизни. Из коммуны пишут, что все мужики ушли, сколько уже похоронок получено, а я все в тылу командую. Разве не стыдно? Сам посуди. Стал проситься. По-разному отвечали. Кто удивлялся: «Чего тебе не хватает? Разве жить надоело?» Кто сочувствовал. А кто советовал: «Ты больно-то не старайся, скорей на фронт отошлют». Но я плохо работать не привык, совесть не позволяла.

Потом вдруг командиром полуроты назначили, чтобы я маршевую роту сопровождал. Средних командиров, видно, не хватало. Ну, думаю, судьба. Задача была простая: довезти по железной дороге до станции выгрузки, потом пешком до дивизии и там сдать под расписку всех бойцов. А мы сами должны были вернуться в запасной полк.

Вот привезли мы маршевые роты в Осташков. Потом прошли километров сто пятьдесят мимо озера Селигер, через реку Ловать и прибыли в Сибирскую дивизию. Сдали всех воинов по списку и под расписку. Тут-то и уходить бы обратно. А я не смог. Остался. Попросился, меня с радостью оставили, потому что дивизия кровью истекала. Командиров младших всех повыбили. Я подумал: на передке командиров не хватает, а я домой в запасной полк уйду? А тут еще оказалось, что в полках пулеметчиков нет. Пулемет «максим» — машина сложная. Почти все пулеметы на переднем крае неисправные валяются. А я знал и любил эту машину. «Давайте, — говорю, — я вам все пулеметы в порядок приведу и стрелять людей научу». Так ведь не взяли, а с руками и ногами оторвали. Не знаю, как рады были. Вот и остался.

Ну, пока в пехоте был, будто и вспомнить нечего. Пулеметы ремонтировал, а ремонт-то несложный, все больше задержки устранял. А когда бой начинался, то стрелял из пулеметов. Ох и умная машина, ты только ей не мешай, да все делай ладом, и по-доброму обращайся с ней. А война-то какая была? То мы бежим и стреляем, то немцы, то продвигаемся, то отходим. Ну, под самый-то конец войны отступали редко, уж если совсем никого не остается из живых. Так и ходил с пулеметом. Тяжелый, черт. Дак я уж, в конце концов, щит забросил — одна тяжесть от него. А убить, так и с ним убьет. Но не убило. Видно, счастливым родился. Но три раза выносили все же с переднего края. Два раза ничего — в медсанбате полежишь, отдохнешь, с девчатами познакомишься, то да се и обратно на передок, — а один раз здорово приложило, пришлось в госпитале поваляться. Вот так в пехоте-то больше года и пахал. А когда Василия демобилизовали, так я в разведку попросился. Ничего, взяли.

Коля-младший слушал невнимательно; видимо, скучно ему стало — он хотел, чтобы Коля-старший что-то поинтереснее рассказал, — и потому наконец перебил:

— Дядь Коль, ты расскажи лучше, как вы пленного напоили, когда ты разведчиком был.

— А откуда ты знаешь?

— Отец рассказывал. Интересно больно.

— Ну так сам и расскажи, если тебе интересно.

— А что, возьму и расскажу.

— Ну вот возьми и расскажи.

— Вот и расскажу. Как было-то? Дядя Коля взял немца в плен. А было очень холодно. Ведут они пленного, а он смерть как не хочет к нам идти. Упирается. Они его в воронку заволокли, взяли у него фляжку с вином. Сами немного выпили, чтобы согреться, а весь остаток пленного заставили пить. Он когда выпил, так развеселился, что обнял их и пошел к нам. Идет, а сам песни по-немецки поет. Правда, смешно, дядя Ефим?