Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

Фамилия его была Сувака. Куда Сувака? Для чего Сувака? Зачем Сувака? Сидел по сто тридцать первой статье (изнасилование).

17 марта. По телефону узнаю: у жены воспалилась щитовидка. Господи, пронеси. Когда это все закончится? Ребенка мутит. Парень с юмором. Мозги работают. Самое время заняться его воспитанием. Карма у меня такая, что ли?

22 марта. Медленно и методично вводят режим. Вот уроды, прости господи, эти покойнички, жили как уроды, померли как уроды и своей смертью еще и гадость сотворили. Из-за них и вводят режим. Господи, ну, почему в России столько уродов?

Художник поделился своей историей.

— Главное, как хорошо начал: давай, говорит, старый, сделаем тебе посылочку. У тебя же ничего нет. Давай, говорю, а сам чуть не прослезился от умиления. Давай, говорит, эту посылочку сделаем так, чтобы все было по уму. Вещи отдельно, мыльно-рыльные отдельно. Нет же у тебя мыльно-рыльных? Да так, говорю, чуть-чуть осталось. Вот, говорит, пасту там, зубные щетки, кремчики разные… Я чуть уже не плачу. Да, говорю, хорошо бы! Вот-вот, закажем по уму, вещает хлопчик, и так все продумаем, с подстраховкой, что тебе не подойдет, то возьму я. Я, дурак старый, гривой киваю, мол, истину глаголешь, дитятко, на тебя, сынок, вся надежда осталась. Все для тебя сделаю, картины любые нарисую. Вот-вот, старый, ласково так говорит сыночек, будь он неладен, — две на холсте и две на оргалите. А меня от умиления уже понесло. Я ведь могу и иконы на холсте, и на дереве, и шкатулки, и резьбу всякую, шахматы, нарды там. В общем, понесло меня так, что все затронул, все стороны своего творчества, хорошо, про ювелирку, ну, что ее могу тоже делать, не успел рассказать. Просто не успел эту грань своего творчества затронуть. Господь отвел.

Вот, вот, старый, говорит, ласковый мой, и иконы тогда с тебя на дереве. А это представляешь, какая работа? И шкатулок парочку, и нарды — только хорошие. Можешь? Могу, чуть не кричу от умиления. А шахматы резные потянешь? А я, как осел ушами трясу и вторю ему: потяну, говорю, ох, потяну. Ну вот и ладно. Полагаю, за месяц справишься? А мы тебе посылочку и вещички: кроссовки там, ремешки и прочее. У тебя размер какой? Сороковой, говорю. Вот кроссовки модные сорокового размера сделаем. Да не надо мне модных, мне бы простенькие. Ну не надо, так не надо. И шнурки тебе какие? Какие там шнурки? На кой мне здесь шнурки? Вот и хорошо, без шнурков обойдемся. Не надо, так не надо. И треники тебе соорудим знатные, «адидас» там или «пума». Да мне бы штаны обыкновенные, то есть, говорит, «пума» не нужна? Мне бы штаны. Вот и хорошо, не нужно и не нужно. Обойдемся, значит, без «пумы». И одеколон тебе сделаю, «Экстрим», для молодежи. Модно, запах обалденный. Впрочем, зачем тебе «Экстрим»? Я его лучше себе возьму. Тем более выпьешь ты его еще, не дай бог, да и не положено в зоне одеколон. Короче, «Экстрим» беру себе, а тебе щетку зубную и пасту «Колгейт». Хотя и зубов у тебя нет, все потерял. Значит, мне «Колгейт», а тебе «Фтородент». Мировая паста, отечественная. Ты же любишь отечество. Да, как сказать, говорю. Не очень. Посадило оно меня. Хорошо говорит, обойдемся «Поморином». Так и решим, «Поморин» и щетку. Теперь с ремнем, я вот думаю, говорит эта молодая бестия, на кой черт тебе ремень? Штанов все равно нет, даже спортивных. Одни положняковые, зековские, форменные, а к ним ремень как ослу седло, не нужен он тебе. Салфетки для лица ароматные тоже тебе не нужны. Какие салфетки при таком лице? Для такой заточки нужен наждак и хозяйственное мыло. Но вот если ими воспользоваться, салфетками то есть, морду протереть и положить уже использованные в пакет с одеждой, то запах они дают обалденный. Ноу-хау. Так и решим, я, когда ими воспользуюсь, тебе буду отдавать, пользоваться. Я ему: нету у меня вещей и класть не во что. Тогда, говорит, в ботинки, ботинки есть? Есть, говорю, форменные, из кирзы. Во, говорит, в них и будешь класть для запаха. На том и порешили: Морду протру и тебе в ботинки буду складывать. Теперь рубашки: есть у меня одна, цветастая, красная с цветочками. Вещь! Только вот красная, да еще с цветочками, тебя в зоне могут не понять. Цвет красный говорит о принадлежности к стукачам, а цветы — к пидорасам. Ни того, ни другого тебе нельзя, не могу я так тебя подставить. Извини, не могу. Дорог ты мне как человек. Все, говорит, готов сделать для тебя. Ты же видишь, и посылку вот обсуждаем. Видишь, какой я человек, видишь? Вижу, говорю, а настроение у меня падает. С чего это, думаю, оно падать начало? Не давление же, и не член, и не камень, чтобы падать.