Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

— Статья?

— Что? — не понял замминистра и подался вперед всем телом. Его вид показывал явное желание к сотрудничеству и непонимание вопроса.

— Статья, статья? За что посадили?

— Взятки брал.

— Много брал?

— Вообще не брал, — занервничал армянин. — Не доказано.

В газете, помнится, писали, что именно у него при обыске изъяли около полутора миллионов баксов, лежавших всюду — в конвертах, в коробках из-под обуви… Их было столько, что количество повергло в шок работников правоохранительных органов. А эти органы повергнуть в шок крайне затруднительно, всякого они навидались.

— За взяточничество нас взяли, — продолжал нервничать армянский замминистра. И неожиданно совсем по-местному добавил: — По беспределу!

…проходя мимо «сборки», я заглянул в шнифт. Голубчики, пострадавшие от беспредела, чалились там.

— Юра! — крикнул я в глазок.

— Я?! — удивился министр, не понимая, откуда идет звук.

— Ты, ты, иди быстрее.

Юра скорой рысцой метнулся к «тормозам». Наскоро поговорили. Попрощавшись, я сунул свой палец в шнифт, и он его ласково погладил. Что творилось в душе бывшего министра, я даже не хотел думать. Ему предстояли тяжелые времена.

26 февраля. Вот уже и февраль заканчивается. Наташа в дичайшем раздражении, с бросанием трубок. То, что я предчувствовал семь месяцев назад, происходит. Что ж, это было вполне прогнозируемо, очень не хотелось, но происходит. События проплывают мимо меня, как кадры в телевизоре. Они проплывают, а я лежу и наблюдаю за их движением.

Сценарии развития моего будущего разные, но все плохие. Полагаю, в результате случится самый гадкий, самый предсказуемо непредсказуемый. Тьфу!

Но в чем-то должно же повезти! До этого я так удачно промахивал жизнь и допромахался. Сразу и во всем.

27 февраля. Снился Арбат, но не такой, каким я его знал, а двухтрехэтажный — старинный. С узкими, кривыми улочками, круто уходящими вниз. Со старой Вахтанговской школой. С подворотнями, арками и переходами. Рядом шла какая-то огромная стройка. Казалось, я попал на Арбат шестидесятых годов в момент постройки Калининского проспекта. Арбат старый, разрушающийся, и его новая часть.

Что такое правда? Что есть истина? Они существуют только тогда, когда есть твердая позиция и точка зрения. Только по отношению к твердой позиции проявляется правда. Не может быть всеобщей правды, как и не может быть всеобщего добра, как и не может быть всеобщего блага.

«Шестисотый» рассказывал: винт пахнет фиалками. В вену вводят полтора куба. Хватает на двое суток. Те же полтора куба, употребленных перорально, обеспечивают действие на пятнадцать-двадцать часов. Яркого прихода нет. Умереть невозможно. В крайнем случае могут полопаться сосуды.

Жизнь — это череда событий, заканчивающихся смертью.

Зеркало — великая вещь. Нужно только уметь смотреть в него и видеть не то, что хочется, а то, что там реально отражается.

Из документов дела: «В позе Ромберга неустойчив».

Не будем делать ошибочных выводов исходя из ошибки.

Бесклассовое общество — это смерть общества как такового. Когда некуда стремиться, незачем вообще стремиться. Когда незачем стремиться, незачем и жить.

Рост, развитие, стремление или же приращение чего-либо (знаний, культуры, ценностей) — вот единственный смысл жизни.

Вода в реке чиста, когда проточная. А проточная она тогда, когда течение несет ее к устью. Стоячая вода начинает гнить и превращается в болото. Болото же всегда зарастает.

Конвойный, прикованный наручниками к брату, был настолько мелкий, что двухметровый брат наверняка мог с легкостью поднять руку вместе с конвойным и при желании раскрутить его над головой.

Судья отчаянно напоминал Путина. Он, видимо, это осознавал и культивировал. Сходство было настолько разительным и во внешности, в манере разговора, что я с удивлением обнаружил, что часы у него на левой руке, а не на правой.

Адвокат потерпевшего, все время забываю фамилию, кажется, Жабодрищев, краснел ярко и быстро. Буквально мигал, как фонарик. Большой такой, отожравшийся сигнальный фонарик.

— Жаль, что нет гранаты. А то бы я после себя такую художественную картину на стенах оставил, что любо-дорого!

Выражение «опять двадцать пять» берет свое начало из блатной среды: подразумевалось, что «четвертак» после 1947 года стал самым популярным сроком наказания.