Леонид Млечин - Главный разведчик мог стать президентом. Карьера Евгения Примакова

— Они были очень откровенны, — с удовольствием рассказывал генерал Павлов. — Многие из моих собеседников считали, что тесные связи с представителем КГБ улучшат их собственные позиции в Варшаве.

Юзеф Олексы работал в аппарате ЦК ПОРП, был первым секретарем одного из воеводских парткомов. Нет ничего удивительного в том, что будущий премьер-министр Олек-сы дружил с сотрудниками московской разведки, понимая, как важно произвести на них хорошее впечатление. Был ли он потом, уже в роли главы правительства независимой Польши столь же откровенен с российскими гостями, осталось неизвестным. Но карьера его была сломана…

Друзей у разведок не бывает. Даже в социалистическом лагере товарищи понемногу старались следить друг за другом, но очень осторожно. С 1982 года, когда Юрий Андропов стал генеральным секретарем ЦК КПСС, советская разведка начала наращивать свои нелегальные структуры в Восточной Европе. Это направление российской разведки понесло особенно большие потери. Примакову пришлось сменить разведывательный аппарат в восточноевропейских странах полностью, поскольку местные спецслужбы знали товарищей в лицо.

Другая проблема возникла с бывшими советскими республиками. Литва, Латвия и Эстония, повернувшиеся лицом к Западу, в первую очередь стали объектом разведывательного внимания. В аппарате российской разведки в Москве служили и латыши, и литовцы, и эстонцы. Но можно ли им доверять работу против собственных республик и разумно ли это?

Тогда, в первые годы работы российской разведки, живо обсуждалась проблема лояльности: как поведут себя уроженцы республик, ставших самостоятельными? Сохранят верность России или предпочтут перейти в формируемые там собственные разведывательные органы? И когда они примут это решение: сейчас или ознакомившись получше с секретами новой российской разведки?

А у контрразведки были свои тревоги. Ее, скажем, пугал призрак мощной украинской разведки, которая станет искать помощи и сочувствия у российских граждан украинского происхождения. Поначалу разведывательные органы стран СНГ договорились друг за другом не шпионить. Это не значит, что разведки бывших республик будут бездействовать. Просто не станут вербовать агентуру. На три балтийские республики эти добровольные самоограничения не распространялись.

Примаков многое изменил в разведке. Он все делал для того, чтобы вписаться в меняющееся время. Но он рассуждал очень реалистично: это можно сделать, а это нельзя, и за невыполнимое не брался. К нему многие сотрудники приходили с различными радикальными идеями — предлагали и то изменить, и это.

Примаков выслушивал их внимательно и отвечал:

— То, что вы предлагаете, это правильно. Я с вами совершенно согласен. Это очень интересно и очень полезно. Но не сегодня: нас не поймут. Тут сейчас такое поднимется — увы, это невозможно. Это мы сделаем позже.

Было и такое. А часто наоборот: он видел — уже можно. Делал то, что считал нужным, и всегда старался убедить коллег в своей правоте. Примаков, пожалуй, был самым демократичным начальником разведки за всю ее историю. Он не замыкался в кругу своих заместителей и начальников важнейших отделов.

Пожалуй, только Александр Николаевич Шелепин, любимец Хрущева, бывший комсомольский секретарь и будущий член политбюро, который два года возглавлял КГБ, считал своим долгом спрашивать личное мнение своих сотрудников, мог даже по внутреннему телефону напрямую позвонить рядовому офицеру и спросить, что ему известно по тому или иному вопросу.

Остальные руководители и всего КГБ, и разведки иерархию служебных отношений не нарушали. К начальнику разведки мог попасть только руководитель крупного отдела. Примаков поступал иначе.

Вот, что рассказывал мне один из вышедших в отставку разведчиков:

— Я был начальником направления — это одно из подразделений внутри отдела, и вдруг меня вызвали на совещание к самому начальнику разведки. Это было крайне необычно. То есть Примаков позвал не только начальника отдела, но и непосредственного исполнителя. В общем разумно: исполнитель лучше всех знает ситуацию в стране, но за двадцать лет моей службы это произошло в первый раз.

Примаков только что вернулся из зарубежной поездки с неожиданной идеей. Он предложил подумать, а не стоит ли России продавать оружие нескольким странам, которым его прежде не продавали по политическим соображениям.

Евгений Максимович начал разговор в спокойной академической манере: