Михаил Петров - Адмирал Ушаков

— Прости, дядюшка, — сказал Федор Иванович.

Больше к этому разговору они не возвращались. Пообедав, Федор Иванович уехал в Кронштадт, а Ушаков прилег отдохнуть. Он чувствовал себя усталым, опустошенным.

Арапов появился вечером, когда Ушаков, посвежевший после послеобеденного отдыха, обсуждал с Федором домашние дела. Он был пьян, и Ушаков заметил это сразу.

— Где изволили гулять?

— У министра.

Ушаков невольно улыбнулся.

— Не смейтесь. Это я потом, это я в трактире… Захотел — выпил. А до трактира был у министра.

Арапов опустился на стул, отяжелевший и мрачный. Ушаков смотрел на него осуждающе.

— Не смотрите на меня так, — метнул на него взгляд Арапов. — Я сам себе ненавистен, может быть, и напился оттого, что ненавистен…

— Ходили проситься на службу? Или узнать о судьбе своей невесты?

Арапов не ответил. Опершись локтями о колени и погрузив лицо в ладони, он минуты две сидел так, согнувшись, не подавая голоса. Ушаков терпеливо ждал. Наконец Арапов выпрямился. Он казался теперь совсем трезвым.

— Я шел к нему надавать пощечин, но у меня не хватило духу.

— Вы говорили о ней?

— Нет. Ни он, ни я не произнесли ее имени, хотя каждый из нас думал о ней. Мне казалось, он страшился объяснения. Говорил о сыне своем… Будто прикрывался им.

Арапов снова надолго замолчал.

— А что было потом?

— Ничего не было. Я ушел. Я был само ничтожество.

Ушакову стало жаль его. Желая утешить, сказал:

— На вашем месте я, очевидно, поступил таким же образом.

— Нет, вы еще не все знаете! — вдруг поднялся Арапов с загоревшимися глазами. — Когда я вышел в приемную, меня попросили зайти к управителю канцелярии. Там мне объявили о зачислении меня во флот в прежнем звании и предложили курьерство к адмиралу Сенявину в Средиземное море. Я сразу понял, чьих рук это дело. Мордвинову захотелось таким образом откупиться от меня и заодно избавиться от необходимости жить со мною в одном городе. Я был взбешен. Но знаете ли, что я сделал?..

— Надеюсь, не убили министра? — попробовал шуткой разрядить его Ушаков.

— Таких, как я, удавить не грех… Я согласился.

Он снова опустился на стул. Ушаков положил ему на плечо руку.

— Полно, Александр Петрович, стоит ли убиваться? Решение правильное. Вы же искали себе настоящего дела. Вам, несомненно, разрешат остаться у Сенявина. Не всем же уходить в отставку, — добавил он с горькой иронией.

При его последних словах Арапов встрепенулся:

— Нет, что ни говорите, а я скотина. Забыл о главном. Вам, Федор Федорович, письмо. Из канцелярии просили передать. Узнали, что у вас остановился, и попросили. Вот, благоволите получить, — достал из кармана письмо Арапов. — А я, если дозволите, к себе пойду. Уж не обессудьте…

Когда он ушел в боковушку спать, Федор с сожалением сказал:

— Зря чаем не угостили.

— Ему сейчас не до чая, — ответил Ушаков и стал читать письмо.

Письмо было от Чичагова. Товарищ министра извещал его, что всевышним императорским указом от 17 января 1807 года он, «Балтийского флота адмирал Ушаков по прошению за болезнью увольняется от службы с ношением мундира и с полным жалованием».

— Федор, — обратился Ушаков к слуге, — есть ли у нас что выпить?

— Как не быть — найдется. А за что пить-то? Радость, что ли? Или горе какое?

— И то и другое. Царь подписал отставку.

Федор поставил на стол водку, мясо холодное, грибы. Ушаков выпил рюмку и задумался, не дотрагиваясь до закуски. Глядя на него, Федор тоже выпил. Спросил после долгого молчания:

— Александр Петрович за границу. А мы теперь куда, в монастырь?

Ушаков промолчал. Федор хотел еще что-то сказать, но тут увидел на глазах адмирала слезы, смутился и, притворно кашляя, направился к выходу:

— Пойду во двор, кажись, ворота забыли закрыть.

На улице стояла унылая темень. Ворота были закрыты. Да сегодня они и не открывались вовсе. Федору был нужен повод отлучиться. Он не мог видеть слез любимого своего хозяина и друга. Задержись с ним долее, не выдержал бы, заревел с ним сам… Жалко было адмирала. Федор знал его лучше, чем кто-либо. В последнее время у адмирала была не жизнь, а одни страдания. «Не хочется со службы уходить, ох как не хочется, а уходит, — кутаясь в накинутую на плечи шубу, размышлял Федор. — Нельзя, видно, не уходить: чует, не нужен более флоту. Не ко двору пришелся».

Когда Федор вернулся в столовую, Ушакова там уже не было — ушел к себе. Закуска возле выпитой рюмки осталась нетронутой.