Яков Мелькумов - Туркестанцы

Петрищев подъехал ко мне и, оттирая моего коня в сторону, начал вполголоса рассказывать мне, как ведут себя жены командиров, какие и с кем изменяют мужьям, кто из командиров и когда был замечен пьяным и т. д.

— А о Качкарове что вы можете сказать? О Ходжа-Мухамедове? Об их связях? — прервал я его.

Петрищев опешил.

— А что о них говорить? Ходжа-Мухамедов — коммунист, председатель окружного ревкома, а Качкаров его заместитель…

Говорить с Петрищевым больше было не о чем. Слезая с коня и передавая повод своему ординарцу, я думал о том, что не такой нужен здесь уполномоченный особого отдела.

У входа в штаб нас встретил молодой командир с четырьмя кубиками на синих петлицах.

— Помощник начальника штаба полка Севрюгов… — представился он.

Я внимательно разглядывал коренастую подтянутую фигуру молодого командира, о котором рассказывал мне Четвертаков. Севрюгов был невысокого роста, но, видимо, очень сильный физически. Характерная, немного неуклюжая походка выдавала природного кавалериста. Встретив ответный взгляд его умных и по-мальчишески живых глаз, я сказал:

— Вот вы какой, товарищ Севрюгов…

Мое замечание, очевидно, удивило его и обеспокоило. Он вопросительно взглянул на командира полка Ежова, как бы спрашивая: «Откуда он меня знает? Не вы ли обо мне рассказали?» Я не торопился рассеять его недоумение и нарочито строго приказал явиться ко мне вечером.

Командир полка Ежов дал молодому командиру самую лучшую характеристику.

Севрюгов вполне подходил для дела, которое я задумал. В этом я убедился, когда он явился ко мне вечером. Прежде чем сказать ему, зачем я его вызвал, я решил проверить, хорошо ли знает он местные условия и правильно ли разбирается в происходящих событиях. С этой целью я попросил его рассказать об операциях 82-го кавалерийского полка во время январского восстания.

17 октября 1923 года IV Всехорезмский курултай провозгласил Хорезм Советской Социалистической Республикой. Но пришедшая к власти молодая Коммунистическая партия Хорезма не смогла закрыть доступ в свои ряды бывшим младохивинцам. Неопытность молодых партийных работников, малочисленность и политическая незрелость национального пролетариата, а также засоренность рядов партии националистами привели к грубым политическим ошибкам. Так, например, мелкие торговцы и бедные дехкане облагались налогами наравне с крупными коммерческими предприятиями и богатыми землевладельцами. Обложение налогом всей без исключения земли, без учета состояния дехканских хозяйств, приводило бедняков к разорению. К тому же отдельные представители местных органов власти оскорбляли религиозные чувства населения, воспитанного на шариате и адате: запрещали женщинам узбечкам носить паранджу, запрещали населению справлять курбан-байрам и так далее.

В узбекской части Хорезма, в таких отдаленных от центра районах, как Хазарасп, Янги-Арык, Питняк, Ханки, где жили Мадраим-бай (бывший ханский аксакал, а затем член правительства ХНСР при младохивинцах), Джумбай-хан (крупный торговец скотом), Сапар-Косе (бывший ханский ишан), духовенству и крупным землевладельцам удалось поднять восстание.

Этим воспользовался Джунаид-хан. Остатки его разгромленных отрядов отсиживались в песках КараКум. Мятежные узбекские баи прибыли в ставку Джунаида у колодца Палчыклы с предложением возглавить восстание. Джунаид-хан согласился и во главе нескольких сотен всадников вышел из песков. В начале 1924 года к восстанию примкнули банды узбекских баев Шакир-Бала и Садуллы-Бала. Банды Джунаид-хана к этому времени уже насчитывали несколько тысяч человек, и он решил идти на Хиву, рассчитывая, что к нему присоединятся трудящиеся туркмены и узбеки, обиженные несправедливым налогом. Но этого не случилось. Идеи Советской власти пустили глубокие корни. Дехкане и мелкие ремесленники хорошо помнили кровавую диктатуру Джунаида и больше не хотели вверять ему свою судьбу.

Когда Джунаид-хан подошел к Хиве, силы его не только не возросли, а, наоборот, значительно уменьшились, так как многие бедняки, обманом и силой собранные в шайки, по дороге разбежались. Первыми стали уходить туркменские дехкане, которые увидели, что им не по пути с главарями мятежа, мечтавшими о возврате феодальных привилегий. В бандах остались в основном узбекские баи, что ставило Джунаид-хана в затруднительное положение. Чтобы привлечь на свою сторону туркмен, он решил использовать старые «узбекско-туркменские противоречия» и с этой целью пошел на провокацию, которая дорого стоила трудящимся узбекам, вовлеченным баями в борьбу против Советской власти.