Стирали портянки, спецуху, купались, отбиваясь от мошки и комаров. Вдруг видим: на реке перевернулась лодка, а в ней плыл старик-нганасан. Старик тонет. Кинулись, достали, откачали. И вот тут самое интересное. Его жена бегает, кидает в нас камни и кричит: «Он решил его забрать! Вы помешали!» И хотела, судя по всему, чтобы мы бросили его назад в реку.
Третий – огромных размеров мужчина в возрасте. Всегда молчавший (пока не выпьет). По рассказам местных, периодически он уходил в тундру. Куда? Зачем? Местные только догадывались. Он так и не смог, а может, и не стремился стать для местных своим. Приходил к нам по вечерам, рассказывал о старых временах. Признался, что дошёл сюда пешком ещё в 30-е годы из Дудинки. Это четыреста километров по тундре. Ладони у него были большие, как две сковороды, и спокойно лежали на коленях до приёма трёхсотчетырёхсот граммов спирта. А после этого становились опасно-непредсказуемыми. На фронте не был, не воевал. На расспросы о том, как жили в Дудинке до войны и была ли она вообще, отвечал мрачно, пьяно: «Не помню, давно было, давно ушёл. Как комсу [1] Комса – комсомольские активисты, устаревшее просторечие.
порубали, так и ушёл. С тех пор тут, в Волочанке».
Правда это или нет, сейчас не проверишь. Тогда он был очень убедительным и немногословным. Пока не выпьет…
Материалы на стройку завозили по реке. В то время уже был «северный завоз» [2] Северный завоз – государственное мероприятие по обеспечению территорий Крайнего Севера жизненно важными товарами в преддверии зимнего сезона.
. К нему готовились все без исключения. Везли топливо, строительные материалы, технику, продукты, бытовые товары. За срыв – исключение из партии, уголовное дело, снятие с работы. Но и в этой архиважной судовой программе была особая часть – «завоз по быстро мелеющим рекам», то есть по большой воде. Иначе никак. И тут были речники – особые мастера.
В Волочанку везли так: пришло судно – срочно разгрузить. Вода падает (уже отошла от временного причала). Слава богу, полярный день – круглые сутки. Что-то роняли в воду, ныряли, доставали, сваливали на берегу в кучу. И уже потом на «пене» – это такой лист железа – на тросах подцепляли к бульдозеру и везли всё это на площадку. Много работали и по тем временам много зарабатывали. И конечно, к концу стройки каждый имел по нескольку специальностей.
При школе, которую мы строили, должен был быть открытый стадион – футбольное поле, гаревая дорожка для бега. Без стадиона объект никак не сдать, а это значит, что денег не увидишь. На простой и, казалось бы, логичный вопрос: «Зачем? Когда дети приезжают – уже лежит снег, уезжают – ещё лежит» – последовал лаконичный ответ: «Так заложено в проекте!»
И это справедливо – у местных детей малых народов должно было быть не хуже, чем у детей «большой земли».
Срезали в тундре дёрн, тем же единственным бульдозером отбили дорожки…
К слову, нганасан осталось всего человек восемьсот, и значительная их часть оседло живёт в Волочанке. Ещё человек сто кочуют по Таймыру, охотятся, делают сувениры для гостей с материка. Лечатся у своих шаманов. Шаманам помогают дямады – духи в образе зверей.
Северные реки с низкими берегами постоянно ищут новое русло. Многое исчезает. Но остаётся память о соотечественниках, которые разводили в том краю первые костры, а столетия спустя зажигали электрические лампы в школе.
Люди с «большой земли» и сейчас продолжают работать там. Помогают местным богам заботиться о коренном населении, которое в них по-прежнему верит. Хочу побывать там. Хотя знаю, что школа через несколько лет сгорела, и многих уже нет, и страна другая. Обязательно съезжу.
Предприимчивый механизатор
Он через каждые два-три слова произносил «сука-на», и получалось это у него очень гармонично и для райцентра Новосёлово вполне себе естественно.
Нас свела с ним, механизатором широкого профиля, любовь к спорту. В 1972 году, только поступивших в Красноярский политех, нас, молодых абитуриентов, отправили в колхоз, так это называлось. А в целом – помогать селянам с уборкой всего, что рождала сибирская земля. Кого отправляли на турнепс, кого на картошку. Для нас в данном случае это был новосёловский ХПП, то есть хлебоприёмный пункт, куда день и ночь, как всегда в то время – аврально, ехали и ехали бесконечной чередой машины, гружённые зерном. Смены были разные, и днём, и ночью, но жизнь на разгрузке не кончалась, да и не начиналась. Просто это был эпизод начала студенческой вольной жизни, узнавания друг друга, нас, семнадцатилетних, делающих первые шаги в самостоятельную жизнь.
Читать дальше