Татьяна Попова: Зарубежная музыка XVIII и начала XIX века

Ритмическое начало в танце столь важно, что у некоторых народов сопровождение к танцу ограничивается одним лишь ритмом, который выбивается на каких-либо ударных инструментах. Многие африканские народы пляшут под звуки одних лишь барабанов. Узбекские танцовщицы движутся в танце под звуки бубна, на котором музыкант исполняет затейливые ритмические фигуры.

Виды музыкального ритма разнообразны. Ритм может быть четким, с яркими динамическими (силовыми) акцептами. Такая ритмическая организованность в первую очередь присуща музыке, воссоздающей движение, например маршам и танцам. В песнях лирического характера мелодии отличаются мягкостью и плавностью; акцепты в них располагаются свободно (иногда и вообще отсутствуют). В эпических сказах ритм порою очень сложен и прихотлив, он всецело подчинен своеобразной ритмике речи.

Наиболее проста ритмика музыки моторной, связанной с движением, с организованным шагом, танцем, пляской. Таким произведениям присуще закономерное последование «сильных», или акцентных долей и слабых, неакцентных. Подобный вид музыкально-ритмической организованности имеет немало общего со стихотворным ритмом.

Правильное чередование ударных и безударных слогов в стихе образует, как известно, различные виды двухдольных или трех-дольных размеров. Двухдольный размер присущ стихотворениям Пушкина «Бесы» и «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет»). Трехдольный размер живо ощутим в стихотворении Лермонтова «Тучки небесные, вечные странники».

Ритмический строй вокальной музыки во многом зависит от связанного с ним стихотворного текста. Один из многочисленных примеров тому — песня Б. Мокроусова «Одинокая гармонь» на слова М. Исаковского. Для ее стихотворного склада характерны трехдольные акценты (анапест):

Припомним выразительную мелодию этой песни. Она исполняется спокойно, не спеша. Мелодия словно бы движется неторопливым шагом, в ней отчетливо ощутима ритмическая трехдольность стихотворного текста. Ритмически растянут лишь заключительный слог каждой стихотворной строчки. Но этот долгий звук удлинен ровно в три раза (ого-о-онь; гармо-о-онь). Благодаря этому трехдольное движение мелодии не нарушается.

Но далеко не каждая мелодия состоит из звуков равной длительности. Так, в словах песни «Школьный вальс» И. Дунаевского на слова М. Матусовского стихотворный размер двухдольный (ямб); в напеве равномерно чередуются более короткие и вдвое более долгие длительности. Такое чередование, характерное для вальса, также дает трехдольное движение, или, как говорят, трехдольный музыкальный размер. Напойте задушевную мелодию «Школьного вальса» — и вы легко убедитесь, что каждый акцентный слог стиха в напеве растянут вдвое:

В музыке употребительны весьма разнообразные размеры: двухдольные, трехдольные, четырехдольные, пятидольные и др. Так в четных размерах (двух- и четырехдольных) излагаются марши. В трехдольных — вальсы, мазурки и полонезы. В пятидольном — многие мелодии хороводных и величальных русских песен, болгарские народные танцы. Наряду с этим старинные народные песни (равно как и произведения русских классиков) порой могут и не иметь ясно выраженного размера. Ударения в них нередко располагаются весьма свободно (или же вовсе отсутствуют), ритмика их сложна и изменчива.

Ритмическая организованность — важная сторона музыки. Выразительными средствами музыкального ритма воссоздаются различные стороны действительности. Развитию музыкально-ритмического чувства у людей способствовали разнообразные проявления ритмической периодичности, начиная от жизнедеятельности самого человеческого организма: равномерного дыхания и ударов сердца, пульса, размеренности естественного шага при ходьбе, упорядоченности рабочих движений при ударах мотыги, лопаты, топора, взмаха весел, серпа, косы. Не случайно одним из древнейших по происхождению видов песен были так называемые трудовые припевки, которые способствовали установлению размеренного трудового ритма рабочего коллектива (артели строителей, лесорубов, плотогонов, гребцов). Припевные возгласы таких песен («Еще раз!», «Взяли!», «Двинем!», «Ух!») служили как бы сигналами к совершению совместного трудового усилия.