Татьяна Попова: Зарубежная музыка XVIII и начала XIX века

Могучая сила большого музыкального искусства — в его способности разбудить в человеке дремлющие, еще неясные ему самому стремления, волевые порывы, приобщить его к миру идей и чувств, помочь познать до времени скрытые в его собственной душе эмоции и творческие возможности.

Например, при исполнении «Интернационала» или «Бухенвальдского набата» люди с искренним душевным волнением ощущают свою солидарность с миллионными массами борцов против капиталистического гнета, против поджигателей войны.

Произведения великих композиторов зовут к борьбе за лучшее будущее, пробуждают благородные душевные порывы и стремления. В нашей стране сотни тысяч, даже миллионы трудящихся постоянно испытывают благотворное воздействие великих произведений музыкального творчества, а в коллективах самодеятельности и сами приобщаются к активной художественной деятельности.

Концерты серьезной инструментальной музыки и оперные спектакли постоянно привлекают огромную аудиторию слушателей. Все это убедительно свидетельствует об искреннем увлечении музыкальным искусством широкого круга слушателей. Нередко бывает так, что первое исполнение — премьера крупных симфонических произведений и опер, например Первой, Пятой и Седьмой симфоний Д. Шостаковича, Концертов для фортепиано и для скрипки с оркестром А. Хачатуряна, опер «Война и мир», «Семен Котко», Седьмой симфонии С. Прокофьева и многих других, приобретает характер большого общественного события.

Однако и в наши дни встречается немало людей, которые бездумную музыку предпочитают опере и симфонии. Порой приходится слышать жалобы, что классическая музыка скучна и непонятна.

В борьбе за воспитание культурного, разносторонне развитого человека нового, социалистического общества мы не вправе мириться с равнодушием к сокровищам музыкальной классики, с распространенными ошибочными взглядами на музыку как на источник только легкого и бездумного развлечения.

Глубокое понимание классических произведений искусства даётся не сразу. Когда юноша приступает к чтению романов Тургенева и Льва Толстого, поэмы «Демон» или драмы «Маскарад» Лермонтова, когда он впервые обращается к «Фаусту» Гете или драме «Пер Гюнт» Ибсена, ему, как правило, еще не по силам постигнуть всю глубину идейного содержания этих произведений, оценить их художественное совершенство. Лишь с течением времени, когда человек накапливает определенные знания в области истории и литературы, овладевает навыками восприятия художественных произведений, приобретает собственный жизненный опыт, он подходит к знакомым уже произведениям литературы по-новому, в полной мере постигая значительность их замысла и красоту художественных образов.

То же происходит и с произведениями классической музыки, великие шедевры которой не сразу становятся понятны каждому, кто их лишь раз услышал.

В известном романе Джека Лондона описано, как рабочий парень Мартин Иден, впервые услышав исполнение произведений классической фортепианной музыки, был обескуражен. Он не мог понять и осмыслить того, что для него играла Руфь. «Это было совсем не похоже на звуки разбитого пианино, которое он (Мартин Иден.— Т. П.) слышал на матросских танцульках, или на оглушительную медь духового оркестра». Затруднение было и в том, что Мартин «не находил в игре девушки того простого и четкого ритма, к которому привыкло его ухо. Иногда ему казалось, что он поймал ритмический рисунок, и он уже готов был подчинить ему строй образов, встававших перед ним, но тотчас же снова терялся в хаосе звуков».

Игра Руфи «ошеломила Мартина, подействовала на него, как жестокий удар по голове, но, ошеломив и сокрушив, в то же время всколыхнула его душу». Мартин Иден ставит перед собой нелегкую задачу: постигнуть идейное содержание и красоту великих произведений искусства. Он внимательно вслушивается в игру Руфи, посещает иногда и симфонические концерты. Проходит время, и вот теперь, когда Руфь играла ему, «музыка проникала в глубины его существа, которых ей было не измерить. Он весь раскрывался навстречу звукам музыки, как цветок раскрывается навстречу солнечным лучам; он очень скоро позабыл дробные ритмы и резкие созвучия музыки матросских танцулек и научился ценить излюбленный Руфью классический репертуар... Увертюра к «Тангейзеру» [Вагнера] ему нравилась больше всего».

Подобным образом протекает процесс приобщения к прекрасному миру музыки и у многих наших современников.