Константино д'Орацио - Таинственный Караваджо. Тайны, спрятанные в картинах мастера

Этот юноша – первый в череде загадочных персонажей, которыми полна вселенная Караваджо. Перед нами портрет с натуры и вместе с тем копия отражения в зеркале – этот последний прием художник будет неоднократно использовать и в дальнейшем.

Спустя несколько лет Караваджо в очередной раз обращается к мифологическим персонажам, которые дают свободу для игры и иллюзорных эффектов.

Караваджо возвращается к теме Вакха, получив заказ от кардинала Франческо Мария дель Монте, который хочет сделать подарок великому герцогу тосканскому Фердинанду I. На этот раз Вакх на вид выходит гораздо менее странным и неоднозначным. Образ имеет черты портретного сходства с Марио Миннити – другом художника, который часто позировал для его картин. Картина вышла весьма реалистичной: шея юноши покраснела до половины, то же касается и кисти руки, отличающейся красноватым оттенком от белесого цвета предплечья – как будто наш персонаж загорал в одежде, и солнце подрумянило лишь лицо, часть шеи и кисти рук; античная туника для него – лишь сценическое одеяние. Грязные ногти говорят о том, что он только что закончил работу, – Караваджо никогда не идеализирует своих персонажей: принадлежа к области мифа, его Вакх должен быть одновременно правдоподобным, он сохраняет связь с тем реальным юношей, который играет здесь его роль, является его двойником. Если присмотреться, то и здесь мы видим обратное изображение – об использовании зеркала говорит не поза персонажа, как в случае с «Больным Вакхом», а бокал с вином, который находится не в правой, а в левой руке. Молодой человек полулежит на кровати, в руках у него только что наполненный бокал – об этом свидетельствуют разводы, оставшиеся на поверхности налитой алой жидкости. Благодаря этому добродушному, дружескому жесту Караваджо создает эффект прямого вовлечения зрителя в происходящее. Действительно, невозможно смотреть на полотна Меризи отстраненно и безучастно: здесь Вакх приглашает выпить вместе с ним, и, опохмелившись, прилечь рядом. В глазах кардинала дель Монте это полотно должно было служить невинным приглашением своему покровителю разделить с ним любовь к искусству и ко всему прекрасному – кисть же Караваджо, искусно и исподволь, превращает демонстрацию духовной связи в непристойное предложение.

С самых первых своих римских работ Караваджо соблазняет клиентов невиданным ранее, двусмысленным сочетанием жестов и выражений своих персонажей, которые каждый раз оказываются глубже и сложнее, чем при поверхностном рассмотрении. Взять, к примеру, «Нарцисса» ( см . рис. 4): композиция картины напоминает игральную карту, Караваджо буквально передает рассказ из «Метаморфоз» Овидия: «Тут юноша, уставший от охоты и зноя, припал к земле, завороженный красотой природы и источника – однако, пока он утолял жажду, в нем зародилась совсем другая жажда: он возжелал отражение, увиденное в воде, влюбился в бесплотное создание – оно казалось плотью, но было лишь иллюзией». Караваджо помещает своего персонажа в темное пространство, на котором выделяется лишь клочок берега и гладь воды. Благодаря бесподобным цветовым переходам, Меризи удается передать идею разной субстанции двух фигур – реальной и отраженной: вверху вырисовывается на темном фоне человеческое тело, внизу же его отражение словно растворяется в воде, следуя законам преломления.

Научный анализ холста показал, что художника больше всего интересовала одна деталь: рука Нарцисса, погруженная в воду, та точка, в которой встречается реальное и воображаемое, один из самых иллюзорных жестов в истории искусства. Кажется, что персонаж черпает рукой воду, на самом же деле он стремится поймать свое отражение. «Когда он погружает руки в воду, его отражение также тянется к нему с объятиями, когда стремится поцеловать, припав к глади озера, – оно спешит ответить на поцелуй», – читаем мы у Овидия. Сложив губы, казалось бы, чтобы напиться из источника, юноша не утоляет жажду – напротив, это момент зарождения в нем жажды невозможного. Лицо персонажа на картине Караваджо выражает одновременно и с равной силой два порыва – физический и духовный. Художнику удалось передать во взгляде Нарцисса как желание напиться из источника, так и зарождение безудержной любви к самому себе, и в том и в другом прослеживается страсть, близкая к отчаянию. Умение изобразить эмоцию как явную, так и скрытую – это самая настоящая проверка мастерства для молодых художников, которые готовятся выполнять в будущем государственные заказы, в том числе полотна на историческую тему: их персонажи должны эмоционально вовлекать зрителя в происходящее, убеждать, обращать на путь истинный. Молодой Меризи, движимый жаждой успеха, исследует эмоциональную составляющую, не стесняется прибегать к новым приемам, демонстрируя изобретательность и непринужденность.