Такой поворот на 180 градусов можно оценить как признак цинизма и беспринципности, дешевого популизма, политической всеядности. Но, с другой стороны, можно говорить и о его политической полноценности.
В условиях демократии политику нельзя ставить в вину то, что он следует за массовым сознанием. Ведь общественная функция политика состоит в отражении интересов, настроений населения.
Изменение позиции Лукашенко началось с того, что он стал положительно относиться к правительству В. Кебича, всячески тормозившего рыночные реформы, и включился в критику парламентским большинством Председателя Верховного Совета С. Шушкевича. После краха ГКЧП доминировавшая в парламенте номенклатура была сильно напугана и согласилась избрать спикером ВС человека, который ассоциировался с демократами. Потом, когда испуг стал проходить, это большинство стало относиться к С. Шушкевичу все более враждебно. Его критиковали за положение в экономике, снижение уровня жизни, невысокую эффективность работы Верховного Совета. Большей частью критика была несправедливой, ибо полномочия главы парламента являлись ограниченными, к тому же он не контролировал большинство ВС. Реальная власть в государстве находилась у главы правительства В. Кебича. Но С. Шушкевич был удобной мишенью, ибо репортажи с сессии Верховного Совета транслировались ежедневно по радио и телевидению; в председательском кресле сидел спикер; и население именно его ассоциировало с властью.
И Лукашенко пользовался этой ситуацией сполна. Выглядеть в глазах населения последовательным критиком власти (т. е. С. Шушкевича) в период нарастания протестных настроений и не вступать в конфликт с реальной властью (правительством В. Кебича) — диспозиция почти идеальная. Следует отметить еще один нюанс. На протяжении всего 1992 года С. Шушкевич имел самый высокий рейтинг популярности и, следовательно, являлся на тот момент главным соперником на возможных президентских выборах. Поэтому выбор главной мишени для критики был точен со всех точек зрения. «Чтобы собраться в Беловежской пуще и втроем развалить государство — сил хватило, а на другое — полномочий не хватает!», — возмущенно восклицал шкловский депутат на заседании Верховного Совета.
Изменилось отношение Лукашенко и к приватизации. Сначала депутат критиковал ее за то, что она выродилась в «прихватизацию» номенклатурой наиболее лакомых кусков государственной собственности. Но уже в январе 1993 года он призвал председателя комиссии ВС по экономической реформе Л. Козика проявить гражданское мужество и снять с повестки дня сессии законопроект о разгосударствлении и приватизации государственного имущества, т. к. общество не готово к этому, оно не успело еще переварить те законы, которые приняты.
Лукашенко поддержал решение Верховного Совета об отмене своего постановления о прекращении деятельности КПБ-КПСС, принятого спустя несколько дней после краха путча ГКЧП. В то же время демократическая общественность крайне негативно оценила реабилитацию Коммунистической партии.
Однако наиболее резко поменялось отношение Лукашенко к распаду СССР и созданию суверенной Республики Беларусь. В ноябре 1991 года он голосовал против того, чтобы молодое государство создавало собственные Вооруженные Силы. Затем в ходе ожесточенной борьбы по вопросу о присоединении Беларуси к Ташкентскому договору о коллективной безопасности стран СНГ Лукашенко оказался на стороне парламентского большинства.
Широко известен миф, до сих пор распространяемый самим Лукашенко и государственными СМИ, что он был единственным депутатом Верховного Совета Беларуси, голосовавшим против Беловежских соглашений. Этот факт был важным элементом его избирательной кампании в ходе президентских выборов, потом повторен им многократно, с подробностями («На меня давили, вокруг первые секретари обкомов сидели, говорили: ты что, Александр? Вместо меня проголосовать хотели! Хорошо, у меня рука крепкая — не дал»), стал частью официальной политической биографии главы государства. Но среди его многочисленных заявлении по этому поводу есть одно очень примечательное. В телевизионной беседе с российским журналистом А. Карауловым через месяц после избрания президентом Александр Григорьевич заявил: «Да, Лукашенко единственный проголосовал против Беловежских соглашений, и не потому, что был умнее других. Я интуитивно, нутром почуял, что здесь, мягко говоря, не все продумано и просчитано… что-то здесь не то, и сказал коллегам, что голосовать «за» не буду». Итак, вначале он говорит, что голосовал «против», а затем, как можно понять из реплики, уточняет, что не голосовал «за». Разница принципиальная. Это оговорка по Фрейду.
Читать дальше