Юлиус Вольфенгаут - Черные воды Васюгана [ЛП]

Под заголовком «Черные воды Васюгана» воспоминания впервые печатались в 58 выпусках баварской газеты Регенсбурга с 12 апреля по 23 июня 1996 года. В следующем году, также в Регенсбурге, в издательстве газеты текст был опубликован как книга. При этом автор увидел, что его замысел воплотился не до конца: к примеру, примечания ради эффекта общедоступности были убраны. Его же цель состояла в том, чтобы собрать вместе документы, литературные свидетельства и тем самым придать своим воспоминаниям достоверность и несомненную подлинность. Продолжая неустанно работать, не изменяя основного текста, он дополнил его ссылками и примечаниями для более содержательного прочтения. Это издание включает в себя все авторские аннотации и ссылки. Изменено было только расположение биографических сведений об отдельных лицах. Сведения о друзьях детства, о товарищах по несчастью Вольфенгаут собирал на протяжении многих лет (до июня 2004-го); первоначально они прилагались как дополнение к рукописи и вводились в текст по мере их поступления. Для лучшей читаемости эта информация была размещена в книге в виде сносок.

Эпилог книги можно рассматривать как краткое резюме впечатлений и суждений автора об ужасах сталинского режима и системе коммунистического правления. Как жертва этого режима Юлиус Вольфенгаут однозначно имеет право на подобную оценку. Его настоятельное желание «не делать эпилог эмоционально подчеркнутым» было с удовольствием исполнено.

Вольфганг Бенц,

август 2004

.

Мне 78. Я устал и расстроен… На северо-западе тонет чужое солнце и окрашивает небо пылающе-красным. «Будет ветер», — говорят в таком случае местные жители. 33 градуса в тени! Мог ли я себе представить, что в Сибири может быть такая непереносимая жара (в то время (!) она ассоциировалась у меня лишь со снегом и льдом)? Нагрелись даже внутренние стены нашего маленького бревенчатого дома! Мне снова предстоит бессонная ночь. Красноватые отблески наполняют комнату фантастическим блеском и заставляют убогую мебель отливать позолотой. Странные тени дрожат на раскаленной голой стене. На какое-то время я забылся, вглядываясь в них. В беспорядке проходят мимо размытые картины радостных и печальных дней, безмолвные фигуры кивают мне весело — а иногда задумчиво и с укоризной. Мой отец. Спокойного, серьезного взгляда его серых глаз я боялся больше, чем материнского нагоняя. Я чувствовал некий трепет перед этим вдумчивым честным человеком, который редко, очень редко, через легкое дыхание в шею — это должно было означать поцелуй, — проявлял свою любовь ко мне.

Когда-то существовал город, который назывался Черновиц [1] После войны его назвали на украинский манер — Черновицы. — Прим. Е. Ш. . В начале 20-х годов мы жили там на Мясницкой улице ( Metzgerstrasse ), немощеной, малооживленной. Из окна второго этажа я мог смотреть на большой заросший фруктовый сад, который тянулся до Французской аллеи ( Franzosgasse ), и когда мы — папа, мама и я — летом ужинали на балконе, вокруг нас порхали летучие мыши, привлеченные светом, — мама боялась их, — а из темного сада доносилось кваканье древесных лягушек. О, как визжали девчонки, когда мы, мальчишки, с лягушкой в руке гонялись за ними! Мы — это сын дворника Иоганчик Попович, я и на некоторой дистанции Сало Обервегер, который жил этажом ниже. У нас с Иоганчиком был «секрет» — вырытая в саду, хорошо замаскированная маленькая пещерка, в которой мы хранили гальку, болты, железки и прочий хлам, и сколько бы Сало ни пытался выведать нашу тайну, у него ничего не получалось.

Пан Богусевич, наш домовладелец, был раньше крупным помещиком и принадлежал к польской знати, к шляхтичам. Когда возраст стал поджимать, он обратил свое имущество в деньги, построил на них два больших доходных дома, а по соседству с ними — двухэтажную виллу. Мы, вшивые мальчишки, боялись неповоротливого человека со строгими чертами и грубым голосом, которым он подчас застигал врасплох, когда мы, сидя верхом на перилах, с быстротой молнии слетали вниз. Но его гнев быстро остывал.

Хуже сложились наши отношения с фрау Войтанович, которая жила на первом этаже и потому была невольной свидетельницей наших передвижений по двору. К сожалению, она совсем не разбиралась в спорте, и когда однажды мяч через открытое окно влетел в ее столовую, она не захотела принять во внимание, как мастерски наш вратарь сумел защитить ворота от углового удара. Хуже было то, что ее сынишка Любци (ласковая форма от Любомир) и его ровесник Рихард Цеттель, который жил на втором этаже напротив моей двери, время от времени имели наглость выступать против нас, старших мальчишек; за это им обоим, в конце концов, пришлось устроить хорошую взбучку. На рев Любцика тотчас со стороны противника была выставлена тяжелая артиллерия: в дверном проеме показался господин Войтанович, учитель черчения в русинской школе, и угрожающе помахал корявой тростью. В этой рискованной ситуации мы решили, что «осторожность — это лучшая часть храбрости», и бросились удирать во фруктовый сад, где, надежно скрытые высокой травой, забавляясь, наблюдали за безрезультатной вражеской поисковой операцией.