Дитлоф ван Вармело - В коммандо

Сражение у Тугелы длилось восемь дней.

Я снова повредил колено, и должен был уехать от Ледисмита в Преторию, откуда отправился в Уормбад в Ватерберге, чтобы остаться там в течение нескольких недель с госпожой Клеин-Фрайкки Гроблер, которая приняла меня очень доброжелательно. Мой брат Фриц тогда же впервые получил отпуск, а Виллем оставался в Ледисмите. В течение моего отсутствия англичане прорвались в районе Питерс Хайтс, где Виллем был взят в плен, а Люттиг, Малерб и Стюарт де Виллирс были убиты. Тем временем Фриц с некоторыми другими преторийцами отправились, в Оранжевую Республику, где враг окружил генерала Кронье.

С самого начала осады наши бюргеры всегда думали, что город скоро падет. «Хаки не могут долго протянуть! У них нет продовольствия, а боеприпасы должны закончиться! Буллер никогда не может пересечь Тугелу, наши позиции слишком хороши! Какая разница, что я в отпуске? Хаки не пройдут!» Так думало большинство бюргеров, и если кто-то пытался указать, что враг может прорваться, потому что многие из нас не выполняют свой долг, ему не верили или обвиняли в предательстве. Тем временем первоначальный энтузиазм постепенно заглох. Бюргеры сидели в лагерях или разошлись по домам, надеясь на немногих оставшихся, которых в конце концов оказалось недостаточно, чтобы противостоять подавляющей силе Буллера, которую он сосредоточил в одном месте, чтобы любой ценой прорвать наши позиции.

Никаких отпусков во время войны нельзя было предоставлять, и я также могу добавить (хотя мой рассказ не претендует на то, чтобы быть историей этой войны) что все это усиливалось некомпетентностью наших генералов и деморализующим действием кумовства и личных интересов. Нам следовало отправить свои силы в Капскую колонию, чтобы получить помощь от наших братьев в этой войне, которую нам навязала Англия. Жившие там африканеры не имели возможности помочь нам, потому что у них не было оружия и боеприпасов, и мы не протягивали им руки. Не имея помощи от наших сил, они не могли самостоятельно поднять восстание, потому что в случае неудачи сильно рисковали потерять все свое имущество в результате конфискации.

Мы должны были пострадать – мы сами заслужили это своим поведением. Наш враг, как волна, прорвавшая дамбу, разрушил наши дома, опустошил наши поля, и доставил нам бесконечные страдания. Помимо этого, на боеспособность коммандо оказывали сильное влияние разговоры о вмешательстве третьих держав. В нашем коммандо, которое в значительной степени состояло из неосведомленных людей, пересказывались самые странные истории. Одна из них была о том, что русские высадились где-то в Южной Африке со 100 орудиями. Постоянно возникали слухи о большой европейской войне, которая вот-вот начнется, и последствием этого было то, что буры рассчитывали на вмешательство или помощь от других государств, вместо того, чтобы надеяться на собственные силы и упорство. Самые разумные из нас говорили о том, что все это ерунда. Ни для кого не было большого интереса в том, чтобы вмешиваться в дела Южной Африки, и не было и никакого разумного оправдания, потому что Чемберлен своим поведением сам вынудил нас стать агрессорами.

Война была неизбежна. Рано или поздно это должно было произойти. После рейда Джеймсона, который и был настоящим началом войны, трансваальское правительство признало опасность положения, в котором оно оказалось, будучи в полной изоляции, и поэтому было обязано вооружить себя самым современным оружием, прежде, чем заглохнет ненависть к англичанам, вызванная рейдом. Последствием рейда было то, что пропасть между бурами и англичанами стала шире, симпатия уитлендеров к нам стала сильнее, а партия африканеров (Бонд) укрепила свои позиции. Престиж Англии в Южной Африке был под угрозой, и под угрозой было ее положение как первой державы мира. Она должна была подтвердить свое доминирующее положение в Южной Африке, в то время как для нас вопрос стоял иначе –все или ничего. Англия преуспела в том, что смогла обставить все отношения с иными правительствами таким образом, что никакое вмешательство не стало возможным.

Помощь к Ледистмиту подошла 28-го февраля, в день Маюбы, который в наших календарях был отмечен как праздничный. В течение девятнадцати лет враг стремился стереть воспоминание об этом дне, и, наконец, сделал это так блестяще. С этого времени мы были оскорблены и унижены. Наше падение было полным. Впервые была общая паника. Обе республики, бросившие рискованный вызов сильнейшей монархии, почувствовали, что почва колеблется у них под ногами.