Валерий Чумаков: Нобели. Становление нефтяной промышленности в России

Приезжая в Россию иностранцы отдавали ей все свои знания и умения, развивая отросли, находившееся до того или в зачаточном состоянии, или в глубоком застое. В 1697 году в страну из Нижней Саксонии приехал молодой Георг Вильгельм де Геннин. В прошении о принятии на службу он писал: «с юности своей научен и ныне основательно разумею архитектуру гражданскую, домов строение, делание всяких потешных огнестрельных вещей, японской олифой крашеные соломой изображения преизрядно на бумаге вырезать и прочие хитрости». В России он принял имя Виллима Ивановича и стал создателем российской государственной металлургии. Кроме того, он построил первый российские курорт «Марциальные воды» (1714 год) и санаторий «На Олонце» (1718 год), основал Екатеринбург и Пермь. Государственную российскую почту организовал в последней четверти XVII века сын голландского купца Андрей Андреевич Виниус. Попав в опалу в 1706 году, он сбежал в Голландию, но долго там жить не смог и спустя два года вернулся в Россию. Навсегда.

Один из виднейших русских физиков, академик Борис Семенович (Мориц Герман фон) Якоби (1804, Потсдам – 1851, Санкт-Петербург), сын богатого потсдамского банкира, приехал в Россию в 1837 году, когда ему уже «стукнуло» 36. Абсолютный бессребреник, все свои открытия посвятил России и до конца жизни называл себя «русским». Он писал: «Культурно-историческое значение и развитие наций оцениваются по достоинству того вклада, который каждая из них вносит в общую сокровищницу человеческой мысли и деятельности. Поэтому я обращаюсь с чувством удовлетворенного сознания к своей тридцатисемилетней ученой деятельности, посвященной всецело стране, которую привык считать вторым отечеством, будучи связан с нею не только долгом подданства и тесными узами семьи, но и личными чувствами гражданина. Я горжусь этой деятельностью потому, что она, оказавшись плодотворной в общем интересе всего человечества, вместе с тем принесла непосредственную и существенную пользу России…». Под конец жизни он заведовал Физическим кабинетом (физической секцией) Петербургской академии наук.

Можно продолжать и дальше. Создатель знаменитых кронштадтских укреплений и строитель Ладожского канала, ставший под конец жизни губернатором Сибири, Иоган Бурхард Кристоф Миних, родился в Ольденбурге (Германия) и прежде чем в 1721 окончательно обосноваться в России, дослужился в Германии до полковника, а в Польше – до генерал-майора. Главный государственный производитель пороха Андрей Стельс, построивший крупнейший в стране Обуховский пороховой завод, был англичанином. Знаменитый российский дипломат Петр Павлович Шафиров происходил из польских евреев. Другой знаменитый русский дипломат Генрих Иоганн Фридрих Остерман родился в Бохуме (Вестфалия, Германия), из-за дуэли вынужден был бежать в Амстердам, откуда в 1704 году приехал в Россию, где дослужился до титула графа, чина генерал-адмирала и должности фактического премьер-министра.

Существуют и примеры значительно более свежие. Бруно Понтекорво (1913, Пиза – 1993, Дубна), почти что наш соотечественник. Лауреат Сталинской премии, итальянец, которого в Дубне звали не иначе как Бруно Максимовичем. Это о нем в «Марше физиков» Высоцкий пел:

Было бы здорово,

Чтоб Понтекорво

Взял его крепче за шкирку!

О нем и о главном объекте его охоты – неуловимой элементарной частице, которую ему таки удалось поймать – нейтрино. В 1950 году этот блестящий физик, возглавлявший тогда кафедру физики в университете Ливерпуля, один из лучших учеников Энрико Ферми и Фредерико Жолио-Кюри, участник британского атомного проекта, прервал свой отпуск в Италии, и, вместе с женой и детьми, через Финляндию уехал в СССР. В своей автобиографии, написанной в самом начале 1990-х, он говорил, что перебрался к нам потому, что считал несправедливым царившее тогда на Западе крайне негативное отношение к нашей стране. В СССР ученый руководил отделом экспериментальной физики в Лаборатории ядерных проблем (Дубна), работал на самом мощном в мире (по тем временам) протонном ускорителе. Его награждали орденами и премиями, приняли в академики, но… Работать на ядерном реакторе, на котором работали даже простые аспиранты, не давали 30 лет. И в капстраны, даже на родину и на международные симпозиумы, не выпускали вплоть до 1979 года. Несмотря на то, что Бруно не был «секретным физиком» (слишком заметная фигура, прятать такого для политиков – себе дороже), чиновники от науки опасались, что, выехав за границу, обратно он уже не вернется. А он возвращался. Хотя сейчас понятно, что дурацкие ограничения, которыми его обложили в СССР, не дали Понтекорво раскрыть свой талант в полной мере. Понимал это и он сам. Понимал, но возвращался. В свою Дубну, в свою лабораторию, к своим ученикам, к своей науке. После смерти прах Бруно Максимовича был разделен на две равные части. Одна была захоронена в Дубне, а вторая – в Риме. Одна из улиц Дубны названа его именем.