Федор Буслаев: О двух священнослужителях при русских посольствах за границей

Еще два разрозненных эпизода из моей биографии, обнимающих время на расстоянии целых сорока лет от 1840–1880 года. Речь будет о двух церковнослужителях при русском посольстве за границею, именно в Риме и в Вене.

Проживая в Риме осень, зиму и весну 1840 и 1841 годов, я коротко познакомился с архимандритом Герасимом, исполнявшим должность священника при тамошнем русском посольстве. Он был человек лет пятидесяти и перед тем несколько лег священствовал тоже при русском посольстве в Константинополе. Пребывание в этой бывшей некогда столице всего христианского мира много способствовало умственному, ученому и религиозному образованию отца Герасима. Кроме самого подробного изучения Св. Софии цареградской, переделанной теперь в мусульманскую мечеть, он посетил в Солуни древние православные храмы, доселе в замечательной целости сохранившиеся, а также и в Греции те полуразрушенные во время войны за независимость храмы, рисунки которых были сняты известным французским антикварием Дюраном, о чем я подробно говорил в первом томе «Моих Досугов», именно в статье о Шартре. Изучение древнехристианской церковной архитектуры внушило о. Герасиму убеждение, что дощатая перегородка в русских церквах, известная под именем иконостаса, есть позднейшее искажение, не только обезобразившее всю внутренность храма, сократив его этою перегородкою, но и тем, что она заслоняла горнее место, на котором, по древнейшему преданию, искони изображалась тайная вечеря, именно в древнейшем переводе, т. е. посреди Христос изображен дважды стоящий: по одну сторону отдает шести апостолам хлеб, а по другую вино из сосуда.

На основании этого древнейшего изображения отец Герасим оправдывает католический обряд отдельного причащения хлебом и вином, хотя находит совершенно излишним вносить его в нашу православную церковь. Другое его убеждение состоит в том, что хлеб на тайной вечере, по обычаю еврейскому, был опресночный, а не квасной, но это различие между восточной и западной церквами он не признает существенным. Гораздо важнее его выводы о Св. Духе, основанные на изучении греческих рукописей, находящихся в библиотеках Афонских монастырей – в Символе Веры по этим рукописям оказывается замечательный вариант об исхождении Св. Духа. По одним читается: «Иже от Отца исходящего», а по другим: «Иже от Отца и Сына (Filioque) исходящего». Варианту этому особого значения наш архимандрит не придает, оставляя вопрос открытым.

В православном календаре титулование Иеронима и Августина эпитетом блаженный находит он оскорбительным в отличие от прочих Отцов церкви, именуемых святыми. Кроме всего вышесказанного, пребывание в Турции во всей ясности и полноте обнаружило о. Герасиму нахальство и тиранию католических монахов, принимавших всевозможные меры обращать православных славян, турецких подданных, в католичество. На сопротивлявшихся их проповеди они доносили турецким властям, как на государственных преступников, а иногда и сами предавали их истязаниям. По этому поводу отец архимандрит привел мне один очень разительный пример. Какой-то славянин из Македонии был посажен в тюрьму и приговорен к казни за нанесенное им оскорбление какому-то турецкому вельможе. Дело было зимою, и в темнице славянина для согревания стоял на полу таз с горящими углями; к несчастному арестанту входит католический монах и начинает его увещевать, чтобы он принял католичество и тогда будет выпущен из тюрьмы и спасен от казни. Узник возразил монаху против его доказательств о превосходстве католического исповедания перед православным; богословское состязание перешло в брань и обидные ругательства; славянин вышел из себя, схватил таз с горящими угольями и окатил ими с ног до головы порицавшего его проповедника. Разумеется, несчастный был казнен, а монах отделался только обжогами. Когда архимандрит Герасим переехал из Константинополя в Рим, он был уже вполне подготовлен ненавидеть католических попов и монахов и вести с ними борьбу.

Мое знакомство с ним очень скоро перешло в дружбу, и я часто навещал его и обыкновенно подолгу с ним беседовал по вечерам, когда прогулки по Риму были бесполезны для моих наблюдений. Главнейшим и почти единственным предметом наших бесед были: злокозненное католичество, развратные папы и их прелаты, ехидные иезуиты и палачи доминиканцы с их инквизицией.