Борис Рунин - Писательская рота.

Пока командир роты уточняет с водителем маршрут, русоволосая жена Кунина ходит вдоль нашей машины и, то и дело улыбаясь Косте, наделяет каждого из сидящих в кузове бойцов большим бутербродом— кусок ослепительно белой булки с красной икрой. Подумать только — с икрой! Что касается подарков, то их, кроме папирос, раздать не успели.

Жена Росина стоит поодаль с мужем, специально вызванным из второй роты на это неожиданное и радостное свидание. Через несколько минут мы отправляемся в путь. За нами еще две или три машины.

Наш ротный в последней.

Забегая вперед скажу, что дальнейшая судьба обеих женщин, так же как и администратора клуба, не выяснена.

При каких обстоятельствах они погибли, никто не знает. Я видел тогда Кунину и Росину первый и последний раз.

Неизвестно, при каких обстоятельствах погиб и сам Росин.

Много — много лет спустя в коктебельском доме творчества ко мне подошла молодая красивая женщина, приехавшая сюда, к теплому морю, с двумя своими девочками — подростками. Мне накануне сказали, что это жена писателя Иона Друцэ. Но я не знал, что это дочь Росиных. Она надеялась услышать от меня хоть чтонибудь о судьбе родителей. К сожалению, я мог рассказать ей лишь то, что уже поведал читателю.

Быстро вечереет. Мы едем какими — то глухими проселочными дорогами. Первое время еще слышатся разговоры, шутки, даже смех. Правда, в нем проскальзывают нотки нервозности и минутного возбуждения. Но вот мы проезжаем разбомбленный, сожженный Дорогобуж и все умолкают. Даже Бек не раскрывает рта. Только мы с Костей словно по инерции еще обмениваемся изредка случайными репликами.

С наступлением осенней темной ночи на горизонте возникает и постепенно ширится багровое зарево. Порой оттуда доносятся звуки далекой канонады. Потом и они смолкают. Мы едем с погашенными фарами, в полной тишине, и только на лесных участках от деревьев тревожно отдается гул мотора. Дорога то и дело петляет, но, судя по компасу, мы продвигаемся на юго — югозапад. А зарево становится все обширнее и все ближе — видимо, оно — то и служит теперь водителю главным ориентиром.

В какой — то большой, но по — ночному совершенно безлюдной деревне, словно вымершей, мы останавливаемся и поджидаем идущие за нами машины.

Однако тщетно. За нами никого нет. Неужто они заблудились и теперь плутают во мраке? А время идет, и водитель нервничает: ему приказано достигнуть пункта назначения еще затемно. Ко всему прочему у политрука, по — видимому, высокая температура — он почти безучастно сидит в кабине и тяжело дышит.

И мы едем дальше. Одни. Едем долго. Наконец останавливаемся в каком — то селении, проехав его из конца в конец: надо все — таки уточнить, где мы.

Фурманский стучится в последнюю избу. Все правильно, наш водитель молодец! Следующая деревня — конечный пункт нашего маршрута. До нее рукой подать. Однако дорога туда плотно забита эвакуируемым на восток огромным стадом, как выясняется, заночевавшим тут с вечера. Из — за скопления коров не только проехать — пройти невозможно.

— Куда вы торопитесь? — ехидничает по нашему адресу какой — то дед из числа сопровождающих стадо погонщиков. — Там же, небось, еще с вчера немцы…

Этого еще не хватало! Ведь в ту деревню с минуты на минуту должны прибыть наши подразделения.

— Пошли, друзья, — говорит Фурманский. Необходимо срочно разведать, что тут происходит. Иначе быть беде.

После недолгих переговоров с хозяевами крайней избы мы укладываем там на лавку нашего политрука.

Кунин с остальными бойцами остается у пулемета.

Фурманский, Сафразбекян и я устремляемся в сторону интересующей нас деревни. Надо торопиться — на востоке уже маячит светлая полоска.

Длинными перебежками вдоль темнеющего лесочка нам удается быстро приблизиться к цели.

Странно — на горке кое — где огоньки. Неужели в окнах?

Осторожно, крадучись, иногда ползком пробираемся к огородам злополучного селения. Злополучным оно оказалось еще и потому, что с севера к нему, как теперь выясняется, можно проехать и другой дорогой. Уже начинает светать, и это становится все очевиднее. Как же быть? Ведь наши могут воспользоваться именно ею.

Впрочем, сначала надо выяснить, кто в деревне. Судя по силуэтам, там и в самом деле ночует неприятельская воинская часть: на фоне светлеющего неба угадываются очертания незнакомых больших грузовиков ("бюссингов", которых я потом, в окружении, повидал немало). Но вот стали появляться человеческие фигуры. Похоже, что на взгорке у колодца умываются солдаты. До них метров полтораста, но видимость еще слабая.