Сергей Небольсин
(«Наш современник», 2004, № 11).
Небольсин Сергей Андреевич(р. 1940) — литературовед. Практически вся его научная жизнь связана с Институтом мировой литературы им. А. М. Горького. С Юрием Кузнецовым он впервые познакомился летом 1991 года, совершая вместе с бригадой журнала «Наш современник» рабочую поездку по частям Дальневосточного военного округа и Тихоокеанского флота. Впоследствии учёный посвятил поэту несколько статей.
В конце ноября 1990 года Юрий Поликарпович приезжает ко мне в гости: он задумал купить дачу и просит меня подобрать на Ярославщине домик. Я нахожу где-то в Некрасовском районе домушку, подходящую по цене, он приезжает, смотрит… а потом категорично говорит о требующей ремонта избе:
— Нет, не подниму!
Ночует в этот день он у меня дома; это — первый и последний его визит ко мне. Меня поражает его вид: он сильно похудел и уже не так могуч, как прежде.
Пить он, однако, не бросает — и мы пьём и у меня дома, и в электричке, по пути в райцентр… помню, что в вагоне мне становится плохо и я долго стою в холодном тамбуре, приходя в себя; он же тем временем читает мою новую книжку, изданную, по новой моде, за свой счёт. Когда я возвращаюсь, он признаётся, что над одним стихотворением даже всплакнул — и я с тех пор, читая или показывая кому-то свои «Ладони», не устаю хвастливо повторять: «Над этим стихотворением плакал Юрий Кузнецов!»
Евгений Чеканов
(Из воспоминаний о поэте «Мы жили во тьме при мерцающих звёздах: Встречи с Юрием Кузнецовым», журнал «Русский путь на рубеже веков», 2004, № 2).
Чеканов Евгений Феликсович(р. 1955) — поэт. В 1979 году он окончил Ярославский университет. Его первые стихи в своё время попали к Юрию Кузнецову. Поэт кое-что даже отобрал у Чеканова для альманаха «День поэзии. 83». Интересно, что в целом этот альманах потом разгромила в «Правде» Юлия Друнина. Но зато Друнина отметила подборку Чеканова, назвав строки молодого автора «необходимыми, как патроны винтовке».
Позже Кузнецов написал короткое предисловие к одной из книг Чеканова.
Юрий Поликарпович Кузнецов — самая яркая классическая звезда русской поэзии века минувшего и века нынешнего. Мастер символов и космической тьмы, глашатай мифов и русского национального духа, в стихах которого жест — шедевр, фраза — афоризм, пауза — золото, слово — музыка.
Поэзия Кузнецова — это зрячий посох классической лиры, который будит таинственные родники, спящие в душах людей ушедших времён и сегодняшних дней.
Кузнецов — поэт в высшем, в божественном понимании таланта поэта.
«Гений, — сказал Расул Гамзатов, — это человек, который каждый день разговаривает с Богом».
Кузнецов, даже разговаривая с самим собой, ищет Бога.
Магомед Ахмедов
(Альманах «Литрос», 2005, вып. 6).
Ахмедов Магомед(р. 1955) — аварский поэт. В 1979 году он окончил Литинститут (семинар Ал. Михайлова) и тогда же выпустил на родном языке первый сборник «Ночные письмена». С 2003 года поэт возглавляет Союз писателей Дагестана.
В поздних стихах появляется у Кузнецова и тема, которой не могло быть ни в напористых молодых стихах, ни в «средний» период с таинственными мифами, — это тема терпения («Терпи, — мне чей-то голос говорит, — / Твоё терпенье небесам угодно») и смиренного отождествления своего творения с народным. Поэт обращается к молчащему колоколу:
Велико ли терпенье народа?
— Велико, — говорит, — велико.
Оттого о любви, о свободе
Не гремит колокольная медь.
Дух безмолвствует в русском народе,
Дух святой, и велит нам терпеть.
Именно в стихах 90-х годов далёко расходятся два образных мира, две интонации. С одной стороны, обостряется высокая, трагическая нота, сгущается разлитая во всей его поэзии печаль. Поэзия порой подступает к самому порогу отчаяния. <���…> Но вот что удивительно: именно в последних сборниках (и это — «с другой стороны») появляется, во-первых, светлая печаль — уже как бы за гранью и природных бурь, и гражданских битв, «после вечного боя», а во-вторых, восторг перед хрупкой преходящей красотой мира…
Елена Ермилова
(«Литература в школе», 2006, № 1).
Я думаю, что кощунства в поэме о Христе нет, что богочеловеческая природа Христа не подвергается сомнению, тем более что и во всей поэзии Кузнецова нет «проклятья заветов священных» (как у блоковской Музы). Но вот насколько он перешёл грань, отделяющую духовное от плотского, в своём настойчивом и неотступном стремлении помочь людям увидеть то, что увидел он сам — живого Христа — судить я не берусь. Мирянам же, усердствующим в филиппиках, мне кажется, надо посоветовать проникнуться тем духом смирения, который ощутим в поздней лирике Кузнецова. С точки зрения эстетической, «посюсторонней», как кажется, можно сказать, что в этом ярком и мощном творении иногда поэту изменяет чувство меры, когда он пытается додумывать некоторые евангельские «сюжеты», а Христос порой принимает образ русского былинного «доброго молодца» или античного героя.
Читать дальше