Семен Гурарий - Азбука легенды. Диалоги с Майей Плисецкой

Еще в древности греки утверждали: чтобы излечиться от пороков, необходимы танец и музыка.

А может, они правы. Я это изречение не знала. Ведь танец и музыка – это самое великое, что изобрели люди. И в музыке особенно симфонический оркестр .

А не кажется ли Вам, что человечество само по себе – оркестр? Что мы живем как бы в оркестровом сообществе. Пытаемся друг друга понять, услышать, найти свое место в этом оркестровом хаосе. Вот греки и призывали излечиваться от пороков, чтобы человеческий оркестр обретал согласие. И самое главное – звучал.

Возможно. Только вот собираются ли люди лечиться от пороков, в этом я сильно сомневаюсь. Они, по-моему, их любят и даже активно развивают. А знаете, мне сейчас вдруг пришло в голову, почему я так люблю бежаровское «Болеро». Потому что он обнажил истинную греховную суть человека. Мне кажется, так танцевали и древние люди, не обремененные условностями. Я помню, после одного из закрытых показов видеоверсии «Болеро» в постановке Мориса Бежара известный наш физик и нобелевский лауреат, Петр Леонидович Капица, посмотрел на меня внимательно и произнес при всеобщем молчании: «В древние времена вас бы сожгли на костре». Я восприняла эти слова как наивысшую похвалу, наивысшее понимание и признание. Ведь танцуя, я и сама ощущала внутренне это шаманство, нечто от ведьмы, где-то на грани добра и зла. Позже «Болеро» много раз и хорошо ставили, но как-то так благообразно и добропорядочно, что и бесплатно не надо. Бежар открыл невероятную страницу в балетном искусстве, я бы сказала даже – в танцевальном шаманстве. Может, наши предки и сожгли бы за это. Правомерно ли подобное воздействие музыки? Мне кажется, такие вопросы после Бежара просто лишние.

Однако ханжи всех времен неоднократно пытались налагать всевозможные запреты. Впрочем, и великие мужи мира сего тоже не гнушались во имя определенных целей искусство регламентировать: ведь когда-то даже сам Платон предлагал запретить музыку, так как она, по его словам, слишком расслабляет людей. Понятно, что как государственный деятель он, конечно, заботился о боевом духе тогдашних воинов. Ему нужно было сильное государство и, так сказать, вдохновляющая дробь барабанов.

С точки зрения этой его конкретной цели, он был, возможно, прав, раз им нужны были воинственные звери. Он правильно все воспринимал: музыка же очеловечивает. Но хорошо, что его запрет не распространился ни географически, ни во времени. Иначе и жизни бы не было. Или была бы страшная, тоскливая и скучная. Все друг друга поубивали бы давно.

Люди, к счастью, уже с рождения подвластны все без исключения – музыке. А музыка, как известно, начинается с ритма и танца.

С этим нельзя не согласиться. Кстати, возвращаясь снова к равелевскому «Болеро», хочется подчеркнуть, что, несомненно, главная магия этой музыки в неизменно повторяющемся ритме. Равель и сам как-то выразился, что получилась интересная вещь, но только… без музыки.

А может, он открыл новый принцип «звукового существования», когда одна и та же мелодия как бы не развивается, а расширяется и заполняет без остатка все пространство.

Можно, конечно, дискутировать о законах жанра и принципах развития этого шедевра. А ведь попросту это называется – шлягер . Предугадать его невозможно. Нельзя спланировать: вот сейчас сяду и напишу шлягер по таким-то и таким законам. По заказу не бывает. А бывает, человек напишет какую-нибудь штучку, как это было с Родионом, когда он написал «Не кочегары мы, не плотники». Ему и в голову не приходило, что он пишет шлягер. И уже почти шестьдесят лет песня невероятно популярна. Ее до сих пор поют. А другое произведение, вроде бы и хорошее, тотчас забывают. Судьбу произведения невозможно предопределить заранее.

Да, это невозможно. Как сказал Тютчев: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…»

Это точно. Хотя Петр Ильич Чайковский все-таки знал, когда писал «Лебединое озеро», что он сочиняет очень важную, фундаментальную вещь. Так же, как и оперу «Пиковая дама», пусть ее и не столь восторженно приняли потом. А вот другой его шедевр, «Евгений Онегин», разругали и даже самого композитора убедили, что это плохо. Чайковский после написал своему брату, что постарается в следующий раз сочинить что-нибудь получше. Понимаете, это опять дело времени. Все решает только время, никто и ничего не решает, только оно. Выдерживает вещь испытание временем или не выдерживает. Что такое классика? Почему Рембрандт, Рубенс стали классиками? Потому что выдержали испытание временем. Вот и все. То, что было мусором, и останется мусором. Когда все кричат – этот талант, этот гений, хочется им сказать: «Подождите лет пятьдесят-шестьдесят».