Альберик Д'Ардивилье - Эрнест Хемингуэй - за фасадом великого мифа

Всего в 20 лет Хемингуэй уже был человеком с ранениями, и он рано насытился опытом войны. В письмах, что он писал родителям, он пытался как-то успокоить их относительно своего состояния, но тем не менее за завесой иронии мы можем почувствовать страх: «Снаряды не так уж страшны, если нет прямого попадания. Конечно, может задеть осколком. Но при прямом попадании на тебя градом сыплются останки товарищей. Буквально сыплются». И там же: «В этой войне нет ничего смешного. И это так. Не скажу, что война – ад […], но раз восемь я предпочел бы угодить в преисподнюю» [13] Письмо семье. Милан. 18 августа 1918 года // Еrnest Hemingway. Lettres choisies. Р.51. .

Позже Эрнеста перевезли в Милан, в роскошный особняк, превращенный в госпиталь. Независимо от проблем со здоровьем его восстановление шло неплохо: он каждое утро получал настоящий американский завтрак, мог есть на террасе, лежа в плетеном кресле и слушая между редкими звуками ПВО голоса медсестер, весьма чувствительных к очарованию этого молодого офицера, элегантного и довольно красивого. Среди них Эрнест быстро отметил некую Агнес фон Куровски, уроженку Филадельфии, в которую он не замедлил влюбиться. Агнес было 26 лет, и это была красивая девушка с серыми глазами и ярко-рыжими волосами. Высокая, с «мужественной» походкой, она, видимо, пришлась по вкусу Хемингуэю, который каждый день ждал ее появления со все возрастающим нетерпением.

Пока ее не было, Эрнест тайком пил мартини и коньяки, которые приносил ему в том числе и его друг капитан Джеймс Гэмбл, герой войны и аристократ из Филадельфии. Хемингуэй любил вести с ним продолжительные беседы об искусстве и итальянской живописи. Став первым раненым американским солдатом в Милане, Хемингуэй не испытывал недостатка в визитерах, которые вместе с частыми письмами от членов его семьи позволяли ему спокойно дожидаться возвращения Агнес. В августе месяце та записалась добровольцем на ночную смену, и ночи теперь проводила большей частью… в комнате Эрнеста. Днем они вместе гуляли по городу, беря лошадь с коляской. Они ходили в галереи, обедали в ресторане, делали покупки и даже слушали оперные произведения, такие, как «Кармен» и «Богема». Очень скоро Эрнест влюбился в нее и снова стал планировать женитьбу, хотя очевидная легкость Агнес в поведении с мужчинами несколько беспокоила его. «Я не хотел влюбляться в нее, – говорил он потом устами Фредерика Генри в романе «Прощай, оружие». – Я ни в кого не хотел влюбляться. Но, видит бог, я влюбился и лежал на кровати в миланском госпитале, и всякие мысли кружились у меня в голове, и мне было удивительно хорошо».

Но 15 октября Агнес перевели в госпиталь Флоренции, где она должна была пробыть в течение шести недель. Хемингуэй воспользовался этим, чтобы открыть для себя Италию, и посетил город Стреза на озере Гарда, где познакомился с графом Греппи. Потом вернулся на несколько дней в Скио, чтобы повидаться со своими друзьями из IV взвода, а также провел немного времени в Бассано, где он имел возможность испытать на себе страшный эффект нового коктейля на базе смеси рома и эфира. В конце октября он возвратился в миланский госпиталь, где письма Агнес, которые он читал по два раза в день, позволили ему дождаться ее возвращения в город 11 ноября. И они вновь вернулись к своим сладким ночным привычкам бродить вдоль каналов и порой добираться до Сан-Сиро, чтобы посмотреть скачки. Но Агнес снова призвали, на этот раз – на север от Тревизо, и Хемингуэй плохо перенес разлуку именно в тот момент, когда они только собрались пожениться. Письма, которыми они обмениваются каждый день в течение этого периода, едва скрывали тревогу Эрнеста: а правда ли она поехала в Тревизо добровольцем? Что стоит за этим новым отъездом? И, конечно же, Эрнест спрашивал себя, а действительно ли Агнес любит его. Но, успокоенный нежными словами своей молодой невесты, он решил вернуться домой, чтобы зарабатывать на жизнь и наконец жениться.

21 января 1919 года корабль «Джузеппе Верди» из Неаполя прибыл в порт Нью-Йорка. На причале Хемингуэя ждали два человека, один из которых был репортером «Нью-Йорк Сан» – ему Эрнест дал интервью в качестве «первого американца, раненного в Италии». В Оук-Парке он не без труда вернулся к жизни, весьма серой по сравнению с той, что он вел в Италии. В рассказе «Солдат дома», написанном в 1924 году, он так описал свою праздность: «В городе ничего не изменилось, только девочки стали взрослыми девушками […] Ему не хотелось возвращаться домой. И все-таки он вернулся. И сидел на парадном крыльце».