Альберик Д'Ардивилье - Эрнест Хемингуэй - за фасадом великого мифа

После нескольких месяцев размышлений о войне и смерти в лесах Мичигана Эрнест наконец увидел все это – жестокое, сухое и нелепое. Однако он довольно мало соприкасался с войной в течение первых недель своего пребывания в Италии. Жизнь в Скио напоминала жизнь в милом пригороде. Между двумя поездками на фронт для раздачи сигарет и шоколада солдатам Хемингуэй сотрудничал с «Чао», военной газетой, а также проводил время за дегустацией местных ликеров в ожидании новостей с фронта – ничего особенно захватывающего для молодого человека, мечтавшего испытать себя и открыть самого себя перед лицом опасности. Эрнест скучал и писал своему другу Теду Брамбеку: «Я должен оставить санитарную службу и попытаться увидеть, где она – война».

В конце июня он вызвался добровольцем на posto di ricovero , на станцию «Скорой помощи» в окопах в Пьяве, в нескольких десятках километров к северо-востоку от Венеции. Там он разместился в красивом доме и каждый день объезжал на велосипеде позиции, имея при себе противогаз. Несмотря на грохот итальянских пушек в жаркой ночи начавшегося лета, несмотря на бои, шедшие теперь уже гораздо ближе, чем это было в Скио, Эрнест написал своей подруге Рут Моррисон в письме от 22 июня, что он «в сущности, много развлекается».

Войну Эрнест в конце концов нашел, когда 8 июля, примерно около полуночи, получил в Фоссальта-ди-Пьяве осколочное ранение от снаряда, упавшего всего в метре от него. Он собрал не менее 227 осколков в результате взрыва и, несмотря на это, не бросил тащить на спине раненого товарища. Пока он добирался до укрытия, его еще раз ранила пулеметная пуля, пробившая ему правую ногу. Он не почувствовал боли, разве что у него сложилось ощущение, что его «резко ударил ледяной снежный ком», и лишь потом он увидел свои штаны, полные крови, как будто это было «смородиновое желе». В ожидании отправки в госпиталь Эрнест был меньше озабочен своими ранами, чем ранами других, и он даже позволил себе полюбоваться зрелищем боя, где повсюду били полевые батареи, раздавались крики и шел обмен пулями под небом Италии, освещенным световыми снарядами. Он был серьезно ранен, и можно легко представить себе облегчение и гордость, которые он должен был чувствовать, так естественно выполнив долг храбрости, что принесло ему две медали, Croce di Guerra (Военный крест) и Серебряную медаль «За доблестную службу». Мы до сих пор не знаем, что на самом деле произошло в ту ночь, ибо у Хемингуэя рано вошло в привычку щедрое приукрашивание фактов. Хотя, может быть, в рассказе «В другой стране», написанном в 1926 году, он и признался, что не был таким уж отважным, как ему хотелось бы: «Поначалу ребята очень почтительно относились к моим медалям и интересовались, за что я их получил. Я показал им орденские книжки, в которых высокопарным языком, изобиловавшим такими словами, как fratellanza и abnegazione [12] Самоотверженность и самоотречение ( ит. ). – Прим. пер. , в сущности – если отбросить эпитеты – было написано, что наградили меня за то, что я американец […] Тем не менее я никогда не стыдился своих наград и иногда, после нескольких коктейлей, представлял себе, будто и я совершил все то, что совершили они, чтобы их заслужить».

Но его раны были реальными, о чем свидетельствовали многочисленные кусочки железа, удаленные из его ноги, которые он потом в течение многих лет хранил в бумажнике. Однако раны были не только физическими, но и моральными. Хоть его нога и действительно напоминала «лошадь, помеченную пятьюдесятью владельцами», но она еще и спровоцировала множество бессонных ночей, во время которых Эрнеста преследовал образ смерти. Потому что раны имеют удивительное свойство – они делают смерть более ощутимой, напоминая каждый раз о жестоком сражении и боли. Тем не менее эти раны были очень важны для будущего писателя, и в 1954 году Хемингуэй заявил Хотчнеру, что «каждый настоящий писатель должен быть тяжело ранен в жизни, прежде чем он начнет писать серьезно. Когда получил рану и пережил это, можно считать себя счастливым – о ней надо писать, и к ней нужно оставаться таким же привязанным, как ученый в своей лаборатории. Не стоит обманывать или притворяться. Надо просто честно извлечь пользу из своего ранения». Мысль о том, что жизнь – это борьба, Эрнест пока еще не сформулировал четко, но в его будущих произведениях будет много героев с ранами или увечьями: Джек Барнс в романе «И восходит солнце», Гарри Морган в романе «Иметь или не иметь», Сантьяго в повести «Старик и море» или еще полковник Кантуэлл, в уста которого в романе «За рекой, в тени деревьев» он вложил следующую фразу: «Я люблю только тех, кто воевал или был искалечен. Среди остальных тоже есть славные люди, я к ним отношусь хорошо и даже с симпатией; однако настоящую нежность я питаю только к тем, кто был там и понес кару, которая постигает всех, пробывших там достаточно долго».