Царь Давид всю жизнь был благодарен мудрецу за сказанные ему две мудрые фразы.
Мне брать пример с еврейского царя.
Меня они не пожалеют.
Имя мёртвого обольют грязью.
Кэгэбэ копает себе яму – любая их победа приближает обвал. Да здравствует всепобеждающий кэгэбэ!
От автобуса я спешу на пересадку на другой автобус. Развиваю спринтерскую скорость, которая мешает ведущему выводить на меня знакомого уличного чекиста. Мешает ещё и красный свет семафоров, задерживая продвижение к цели – на меня. Мешают ещё толпы прохожих.
Я лично никогда не мешаю. И не вставляю палки в колёса – не выключаю переносной телефон, не усложняю работу. Ведь они всё равно должны сделать своё дело. Ну, задействуют ещё чекиста, но ведь сделают – так зачем мешать. И скорость моя спринтерская – редкая возможность размяться, но ни в коем случае, чтобы мешать в работе.
Такое правило было у меня ещё с теми чекистами. Шли мы как-то несколько человек в метро, а чекисты, как водится, ведут нас, тишь и благодать, так один из наших чего-то вдруг дёрнулся в сторону, на эскалатор вниз и получил подсечку по всем футбольным правилам и полетел считать ступеньки. Пришлось потом вразумлять его, что существуют правила хорошего тона. Неписаные. Но их соблюдают. Можно и не соблюдать, но для воспитанного человека это дело чести. Чтобы не уподобляться этой нечисти.
У каждого своя работа – не надо уважать, но зачем мешать?
Кэгэбэ копает себе яму – любая их победа приближает обвал. Да здравствует всепобеждающий кэгэбэ! Зачем мешать? Пусть побеждают.
Вон он, чекист, стоит напротив меня на той стороне улицы, между нами красный свет семафора. Мне его по-человечески жаль. Свою площадку на этой стороне улицы возле Машбира он, опоздав на этот раз, проиграл.
На площадке просторно, на ней он хозяином, обычно как бы невзначай узнаёт меня; окликает, если не замечаю его; задаёт вопрос для затравки, на который интеллигентный человек всегда ответит и что-то скажет. По внешнему виду, по репликам оценивают состояние, настроение, мысли, планы.
Мне даже не жаль подсказать, что у них в компьютере должны быть адреса мест встреч и рядом с адресом – графа: количество встреч по каждому адресу, и с появлением в этой графе цифры «два» вспыхивает сигнал «внимание!», потому что на третий раз понимаешь, с кем имеешь дело. И ещё: хотя бы раз должны показывать, как чекист проходит мимо, не замечает опекаемого.
А сейчас не тотальный проигрыш, который уже состоялся из-за цифры «десять», а технический – чекист опоздал. Нет внезапности, неожиданности, которые облегчают возможность остановить и заговорить. Сейчас – посреди проезжей части – меня не остановить. И не потянуть за собой – чего вдруг? А пойти за мной – явно плохо. Поэтому, на этот раз, он мне кисло улыбается, потому что он в моих руках, как я всегда кисло улыбаюсь им – и там, и здесь, – потому что всегда в их руках.
Он ещё надеется, что я, человек отзывчивый, помогу ему исправить положение, но хоть я и сторонник не мешать, но уж никак не помогать. И когда зажжётся зелёный свет семафора, и мы пойдём навстречу друг другу, и его руки будут уже готовы протянуться ко мне, если только увидит слабинку в моих глазах, то соберу в комок свой сильный характер, чтобы с кислой улыбкой пройти мимо.
И вот – зелёный свет, и стена людей идёт на стену людей, просачиваются сквозь. И моя кислая улыбка просачивается сквозь кислую улыбку Леонида Якимовского.
А кислой улыбки от всего этого у его жены быть не может, потому что у них, чекистов, почти у всех – жена ушла.
Сегодня женщины стоят выше мужчин, как когда-то в пустыне, за что тогда получили особую хвалу от Всевышнего.
Узнают всегда и сразу, ведь пишу в два компьютера – мой и чекистский, следящий за моим, и рассылаю только кэгэбэ, больше некому.
Раз уж в городе – забежать на рынок святое дело.
В моём духане переходил от лотка к лотку, дошёл до помидоров, выбираю, которые покраснее, для этого переворачиваю, разложенные красной спинкой, на сторону хвостика, где прячется зелёное. После проверки опускаю в мешочек, и рука свободна взять следующий, а тут в мою руку вкладывается чья-то рука. Я человек не злой, всегда пожму протянутую мне руку.
…В той кэгэбэшне, как-то раз, выскочил из дома по делу, опаздывал, спешил, не умылся, не причесался, досыпал на ходу, а во дворе стоят двое, лица какие-то знакомые, может, пришли предупредить, чтобы не шёл. Протянули ко мне руки, пожал их и, по нашему тамошнему правилу, сказал «шалом». И тут проснулся окончательно и быстро дальше. А они постояли немного в растерянности – и за мной с криком «Михал Шимонович! Михал Шимонович!» Остановился, они догнали и в два голоса: «Михал Шимонович, пройдёмте». С извинительной улыбкой и по-дружески…
Читать дальше