Михаил Филиппов - Леонардо да Винчи. Микеланджело. Рафаэль. Рембрандт (сборник)

Что Леонардо ценил дух христианства и в этом смысле был деистом, об этом достаточно свидетельствует гениальнейшее из его произведений – «Тайная вечеря». Что касается его «еретических понятий», их можно отыскать в его манускриптах даже без помощи Вазари. Вот пример: «Не может быть звука, где нет движения и удара воздуха. Не может быть сотрясения воздуха без какого-либо инструмента; не может быть инструмента невещественного. Стало быть, дух не мог бы иметь ни голоса, ни формы, ни силы и не мог бы ни проникать в тело, ни выходить из него. Если, например, утверждают, что дух действует при посредстве тела, играя на нем, как на инструменте, то я на это возражу, что, если дух не состоит ни из нервов, ни из костей, он не может произвести никакого телесного движения».

Смерть Леонардо да Винчи.

Жан Огюст Доминик Энгр. 1818

Что касается «вполне католического» завещания Леонардо да Винчи, на которое ссылается Арсен Гуссэ с целью доказать, что «обращение» Леонардо было следствием не старческого недуга, а глубоко философских размышлений, то это доказательство нам кажется совершенно лишним и неуместным. Если бы Леонардо не был раньше христианином в философском значении этого слова, он не написал бы ни «Воскресения Христа», ни «Святого семейства», ни своих Мадонн, ни «Тайной вечери». Никакого настоящего «обращения» поэтому и быть не могло для того, кто был всегда обращен к христианским идеалам; если же в последний год жизни Леонардо стал чаще прежнего диспутировать с католическими священниками, то это объясняется тем, что в его захолустье священники составляли почти единственный класс образованных людей и с ними легче было говорить и вести диспуты, чем с дворянами, занимавшимися пирами, военною службой и охотой на зайцев. По мнению Гуссэ, завещание Леонардо не столько «строго католическое», сколько строго юридическое; он, конечно, знал, что в чужой стране еще более следует соблюсти формальную сторону дела, чем на родине, где, однако, не было исполнено в его пользу завещание его отца. Этим и объясняется парадокс, перед которым останавливается Гуссэ, сравнивая последнюю волю трех великих людей: Микела нджело, Рафаэля и Леонардо. «Наименее религиозный из троих, – говорит критик, – написал наиболее христианское завещание». Да, потому что был стар, опытен, быть может, и потому, что болезнь заставила его пережить воспоминания самого раннего детства. Объяснение Вазари ближе всего к истине; но то, что ему кажется «обращением», есть предсмертная слабость гения.

Этою слабостью, быть может, объясняется проще всего и то, что, несмотря на самые упорные поиски французских художественных критиков, им не удалось найти почти ничего, написанного Леонардо да Винчи во Франции. Единственное указание на два больших портрета, написанных Леонардо, встречается у аббата Рожера: то были портреты короля Франциска I и его супруги Клавдии. Это был долг, уплаченный Леонардо за гостеприимство, оказанное ему королем. В своем описании амбуазского поместья аббат Рожер говорит: «Как прекрасна часовня времен Карла VIII. Но как ни хороша скульптурная работа, она не может быть даже сравниваема с картинами знаменитого Леонардо да Винчи, из которых остались портреты Франциска I и королевы Клавдии да несколько ангелов, писанных на дереве и довольно хорошо сохранившихся».

В наше время не найдена ни одна из этих картин.

В одной из дошедших до нас картин стараются узнать Марию Магдалину, принадлежащую, как говорят, кисти да Винчи; но если это правда, то именно эта картина служит доказательством того, что рука художника ослабела.

Завещание Микеланджело действительно характерно: «Мою душу – Богу, мое тело – земле, мое имущество – близким» – это все; республиканская простота и мужественность. Не менее замечательно завещание Рафаэля. Заранее догадываясь о близкой смерти, он назначил в завещании приданое для своей невесты, не забыл даже ее дяди, кардинала Биббиены, заранее избрал себе могилу в Пантеоне, истратил тысячу золотых скуди на часовню и на панихиды, подарил ученикам все свои начатые картины.

Ровно ничего выдающегося и оригинального нельзя найти в завещании Леонардо, исключая крайне мелочные подробности, которыми он желает обставить свои похороны, да еще разве странные для нашего слуха, но обычные в XVI веке выражения вроде следующего: «Прежде всего он (Леонардо) поручает свою душу нашему владыке Господу Богу, славной Деве Марии, монсинъору святому Михаилу и всем блаженным ангелам и святым мужеского и женского пола в раю». Назначив себе по возможности пышные похороны, Леонардо требует, чтобы по нему были отслужены три большие и тридцать малых панихид и чтобы на его похоронах было шестьдесят факелов, несомых шестьюдесятью нищими. Не без некоторого основания думает Гуссэ, что Леонардо да Винчи, много изучавший анатомию и медицину, боялся, быть может, быть погребенным заживо, чем отчасти объясняется значительное количество назначенных им месс; что касается лиц, упомянутых в завещании, – главным наследником Леонардо и в то же время его душеприказчиком назначен Франческо Мельци «в вознаграждение за услуги, оказанные в прошлом». Ему Леонардо завещал все свои книги, инструменты и рисунки. Вилланис и Салаи названы в завещании просто «слугами», не забыта и верная служанка Матюрина, получившая «хорошую одежду черного сукна, украшенную кожей, суконную шляпу и десять дукатов единовременно». Даже братья Леонардо получили по завещанию 400 экю.