Я шел по Арбату и мечтал о Крыме, о жарком лете. Вон в том букинистическом магазине я прошлой весной купил старинную открытку – Бахчисарай начала двадцатого века. Какие-то глинобитные мазанки с глухими дувалами, длинноухий осёл посередине улицы, как раз напротив ханского дворца. Так было занятно рассматривать знакомые места!
Дверь в магазин открываешь – звенит колокольчик. Магазин дорогой, на массивных стеллажах фолианты с золотым тиснением. Это всё не по моим деньгам. У прилавка очередной книжный «жучок» перекупщик продавщицу молоденькую охаживает. Она ему за шоколадку сортирует то, что народ приносит. А он потом сдаёт в другой магазин по другой цене. Выгодное дело нынче. Мяса в стране нет, нет и книг. Из дешёвых вечных ценностей – лоток со старинными открытками. По сорок копеек за штуку.
Открыток и фотографий много, люди сносят их пачками, никому нынче ничего не нужно, на бабушкину память колбасы не купишь. Перестройка. И что будет завтра, не знает сам господь Бог…
Снова стою и перебираю старые открытки. Сказать, что я её сразу увидел, – неправда будет.
Открытка была кичевая, крашеная. Стоит женщина в манерной позе, старая блузка, потертая юбка, рваный узелок держит, бурлаки на Волге такой бы и в руки взять постеснялись. Видно, что открытке много лет. Я перевернул её…
На обороте были стихи. Стояла дата – октябрь 43-го года. Но дело не в том, что открытка военных лет. Дело в стихах. Стихи были потрясающие. Мастера всегда можно отличить от дилетанта, даже если это экспромт. На открытке была рука мастера! Размеренный слог, простые рифмы, способность в нескольких строках нарисовать картину так, что она оживёт перед глазами. Так умеет только большой мастер. И впрямь – «словно ангел за спиною у него стоит». Но автора там не было. Только две буквы вместо подписи – «И.Б.» И тут меня словно громом ударило – Бунин! Это его упругий стиль, чёткие рифмы, некоторая небрежность в оборотах, какая-то неповторимая доброта и легкая грусть. Иван Бунин. Иван Алексеевич Бунин. Автограф великого писателя за сорок копеек.
Я спрятал открытку в середину лотка, пробил в кассе чек, отдал его продавщице, вынул из лотка открытку, сказал: «Мне вот эту…» И добавил: «Знаете, первый раз в жизни держу в руках автограф Бунина». Зря я это сказал. Продавщица чуть не перепрыгнула через прилавок, пытаясь выхватить из рук открытку. А «жучок»-перекупщик еще долго шёл за мной по Арбату.
Старая открытка потом всегда лежала в заветном ящике письменного стола. Я иногда доставал её, показывал друзьям. А экспромт выучил наизусть.
Посвящается Е.П.
Целый день шагаю зверем в клетке,
Тяжки думы, как напев пурги,
Хорошо, что завтра у соседки
Праздник, будут пироги.
Развлекает, угощает чаем,
Голос звонче меди и струны,
Я когда глаза ее встречаю,
Сердце просит песен и весны.
И покуда розовые свечки
Не затеплят снежную парчу,
Будут сниться черные колечки,
Что ложатся к милому плечу.
И.Б. 19/Х 1943 г.
Кто такая Е. П., никто из моих друзей-знакомых понятия не имел. Да и сомневались они, думали, я их дурачу с автографом – не бывает такого, чтобы за сорок копеек продавались неизвестные стихи Нобелевского лауреата.
Прошло двадцать лет. Так бы и лежал бунинский автограф в ящике стола, если бы однажды – совершенно случайно – не попалась мне на глаза газетная публикация, интервью с удивительным и многогранным человеком, профессором, специалистом, в том числе и по творчеству великого писателя.
Как известно, жизнь Бунина сложилась трудно. Он не принял революцию и в начале 1920 года навсегда покинул Россию. В Париже он жил, встречался с друзьями, читал им свои повести, рассказы, иногда – стихи. Но писал он только о России.
«Всё чужое, не своё, – вспоминал Бунин. – Все оказалось не то и не так. Всё, что я писал в то время, наполнено грустью и горечью. Всё мое творчество за границей построено на русском материале. Я не мог писать о другом. Я не мог обрести свою вторую Родину здесь. Я пишу о смысле жизни, о любви».
Узнав, что его кандидатура выставлена на Нобелевскую премию, Иван Алексеевич жил надеждами. Но проходили год за годом, а известий не было никаких. Десять лет минуло в напрасных ожиданиях.
Вечером 9 ноября 1933 года он смотрел какую-то «веселую глупость» в синематографе. Вдруг шепот: «Мсье Бунин». Он так и не смог привыкнуть к ударению на последнем слоге в своей фамилии, и потому не сразу отозвался. Оказалось, его разыскивали по телефону из Стокгольма. «Не испытываю ничего, кроме сожаления, что не удалось посмотреть фильм. Какой-то перелом в моей жизни», – вспоминал Бунин.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу