Михаил Вострышев: Судьба венценосных братьев. Дневники великого князя Константина Константиновича

Обидно, конечно, что о своем отечестве, где тоже существуют бедняки и тоже поразительный контраст между дворянскими особняками и крестьянскими избами, великий князь не задумывается. Может быть, время еще впереди, чтобы разглядеть русский народ?..

Вот и Смирна, фрегат, которым, как и в прошлое плавание, командует кузен Алексей Александрович. Только теперь Константин Константинович не какой-нибудь гардик[4] Гардик – ласковое прозвище гардемаринов. , а мичман и имеет право входа в офицерскую кают-компанию.

Впереди Мальта, Неаполь, Мадейра, и наконец накануне Нового года по православному календарю фрегат приблизился к берегам Америки. Долго стояли в Норфолке, потом в Нью-Йорке и спустя пять месяцев покинули гостеприимные Североамериканские объединенные Штаты. Опять пересекли океан и, сделав остановки во французском Бресте и немецком Киле, 19 июня 1877 года прибыли в Кронштадт.

Чем же занимался в течение девяти месяцев морского путешествия молодой высокородный мичман? Служебных обязанностей у него, по сравнению с предыдущими плаваниями, значительно прибавилось. Он несет полноценную четырехчасовую (восемь склянок) вахту караульного офицера, участвует в парусных учениях, командует во время авралов.

«Дел было много, я отчетливо говорил команды и не ударил лицом в грязь» (15 сентября 1876 г.).

В море Константин Константинович дисциплинирует себя, стремится проводить дни по четкому расписанию. Но нередко случаются срывы из-за головной боли или хандры. Единственное, в чем он по-настоящему устойчив, – в любви к Богу. Каждое утро со всей искренностью молится в каюте перед образами, подаренными матерью, окружает себя религиозными книгами, с радостью встречает Великий пост – время усиленной молитвы и покаяния.

«Проснулся с тяжелым сердцем, я вспомнил некоторые грехи, которые забыл открыть священнику на исповеди» (24 марта 1877 г.).

Думы о России, кроме воспоминаний о родных, редко приходят в голову. Как, впрочем, и всей команде после выхода в море. Ведь на океанском просторе нет ни газет, ни словоохотливых политиканов. Морякам нет дела до очередного императорского указа или военных действий в Туркестане. Их волнуют другие проблемы: будет ли ураган, когда выплатят жалование, сколько миль осталось до берега. Во время стоянок офицеры почитывают газеты, но русских в иностранных портах нет, а в других о России говорится вскользь и без патетики.

Лишь когда началась война с Турцией и командир объявил о возвращении фрегата домой, моряки решили, что их посылают на войну, и их захлестнул патриотизм.

На Дунай! На Дунай! Только бы успеть, пока другие всех турок не побили!

Поддался общему экстазу и великий князь. Он лишь побаивается, что из-за молодости отец не отпустит его защищать братьев-славян:

«Я решился тогда с револьвером прийти к Папа и застрелить себя в случае отказа» (28 мая 1877 г.).

Но чем ближе Кронштадт, чем ярче встают в мыслях образы милых родителей и братьев, тем меньше неистовой жажды геройства во что бы то ни стало.

«Мало-помалу я примирился с мыслью остаться все лето в Павловске, но надежда о Дунае не совсем еще меня покинула» (15 июня 1877 г.).

Сравнивая впечатления от многомесячного плавания Константина Константиновича с записками другого молодого морского офицера [5] М. М. По портам Европы. 1878–1879 гг. Очерки заграничного плавания на фрегате «Князь Пожарский». Кронштадт, 1884. , годом позже прошедшего тем же путем, подмечаешь у великого князя отсутствие наблюдательности, юмора, живости характера и огромное преобладание самоанализа, душевного экстаза, набора чувств, названных во Франции декадентством.

Обыкновенного же русского моряка М.М., чья душа проста и цветуща, кто смотрел на родину открытыми глазами и сравнивал европейскую жизнь с российской, можно назвать реалистом.

Датские моряки приглашены на фрегат «Князь Пожарский»…

«Датчане отдавали честь всякому встречному на фрегате, офицеру или матросу— безразлично. Посмотрит матросик на гостя, да и отвернется ухмыляясь: "Вот дурак-то, нашел, кому честь отдавать"».

Фрегат подходит к немецкому городу Килю…

«Едва стали на бочку [6] На якорь. , как к борту пристала целая туча шлюпок. Толпа женщин буквально абордировала шканцы [7] Шканцы – часть верхней палубы военных кораблей, где совершаются смотры, парады, встречи. , ворвалась в каюты. Снегом посыпались карточки, прейскуранты, объявления. Все женщины оказались прачками. Некоторые из них еще были молоды и красивы лицом и желали познакомиться с офицерами покороче. Старший офицер, несмотря на свою природную доброту, принял энергичные меры к освобождению фрегата».