Вернер Ланге - Художники во Франции во время оккупации. Ван Донген, Пикассо, Утрилло, Майоль, Вламинк...

Клотильда прервала эти восхитительные разглагольствования Майоля за бутылкой доброго баньюльского вина. Приближался час завтрака. Заметив, что говорили о Монвале, Клотильда воскликнула: «А, опять эта сумасшедшая история, которая меня раздражает!» Ее рассказ был действительно невероятен.

Граф Кесслер, которому были известны все секреты немецкой дипломатии, знал, что между Францией и Германией скоро будет война [91] Речь идет о Первой мировой войне. , и решил предупредить об этом своего друга Майоля. Чтобы не разглашать государственную тайну, он послал в Марли телеграмму из трех слов: «Закопайте ваши статуи».

Майоль закопал некоторые из статуй в саду. Не понимая, что происходит, соседи нашли это странным. Майоль был для многих «другом фрицев». Взбудораженные горожане решили, что он закопал в саду пулеметы, а в гипсовых статуях спрятал военные планы. Что касается бумажного производства в Монвале, оно, несомненно, должно было стать базой для бомбардировок Парижа. Толпа подожгла мануфактуру, она сгорела полностью. Вооруженные солдаты патрулировали Марли. Майоль рисковал быть не только арестованным, но даже убитым разъяренной толпой. «Патриоты» захватили его дом и пытались обнаружить военные планы в переписке между Майолем и Кесслером. Она касалась проектов издательства, в которых «патриоты» ничего не понимали. Короче, дело могло зайти очень далеко, если бы Клемансо лично не вмешался и не положил конец всеобщему психозу. Это произошло, увы, слишком поздно. Прославленная мануфактура в Монвале стала грудой пепла и не могла быть восстановлена.

— Идите есть, — позвала Клотильда. — Пулеметов у нас нет, зато имеется отличное жаркое, прямо из печи.

На следующий день после полудня Майоль проводил меня на вокзал.

На перроне он отдал мне сумку, наполненную виноградом, и каравай свежего хлеба со словами: «С этим вы не умрете от голода». Это было очень трогательно. В глубине души он так и остался крестьянином.

У меня не лежала душа так быстро покинуть юг Франции. Я был в свободной зоне, надо было использовать это. Недолго думая, в Нарбонне я пересел на поезд до Марселя. Прибыв туда поздно вечером, я снял комнату в дешевом отеле, напротив вокзала Сен-Шарль.

Встав на заре, я провел целый день, бродя по городу. Полностью измотанный в конце дня, я уселся за стол на террасе у Бассо, в ресторане на Бельгийской набережной. В ожидании своего буйабес я заказал аперитив. Едва успел сделать глоток, как какой-то человек вежливо спросил разрешения присоединиться ко мне. Его немецкий был окрашен сильным берлинским акцентом. Удивленный, я решил сначала, что меня узнали или выследили, но быстро забыл о своем подозрении, ибо человек оказался словоохотливым, он был явно счастлив от возможности говорить на родном языке, излить душу. Это был известный берлинский коммерсант, еврей. К счастью, он успел покинуть Германию в самом начале войны и оказался во Франции. Сначала в Париже, потом в свободной зоне. Выбитый из колеи, он никак не мог ни осознать, что с ним произошло, ни свести концы с концами. Он тосковал по родине, чувствовал себя потерянным, дезориентированным. У меня, незнакомца, он спрашивал совета. Я был взволнован и, разумеется, тронут. Конечно, я не мог открыть ему, что являюсь офицером вермахта. Чтобы не напутать его, я сказал, что сам нахожусь в похожей ситуации и бежал из Германии из-за своих политических убеждений. Кажется, он мне поверил. Я предложил ему буйабес, он с радостью принял угощение, и мы провели чудесный вечер в воспоминаниях о берлинской жизни до 1933 года. Это был первый и последний еврейский беженец, которого я повстречал за всю войну.

На следующее утро я сел в поезд до Ниццы. Поезд шел вдоль берега, и я любовался восхитительными видами. В Ницце я остановился в отеле «Руаяль» [92] Сейчас трехзвездочный отель. , в очень красивой комнате с большим балконом с видом на Английский променад. Чтобы искупаться, мне надо было только перейти дорогу.

Вернер Ланге в Ницце, 1942 г. (Частная коллекция).

За Английским променадом следовал променад Соединенных Штатов, где, к моему удивлению, я увидел американских солдат, охранявших консульство США. Находясь в Ницце, я не мог не зайти в казино рядом со Средиземноморским дворцом. Чтобы я попал туда, на мое имя оформили «карту легитимности», со штемпелем. Я хранил ее всю войну.