Иван Лазутин - Судьбы крутые повороты

Сереже к этому времени исполнилось уже шестнадцать, весной он получил паспорт. Младшенькому Пете не было восьми лет, но он осилил полбукваря, знал все буквы и считал до тридцати. Директор пошел навстречу бригадиру, отдавшему много сил на строительство школы, и, несмотря на переполненные первые классы, записал Петю в школу.

Сегодня на нем были новенькие, сшитые мамой из мелюстина черные штанишки с двумя карманами, которыми малыш особенно гордился. Обут он был в купленные еще летом дядей Васей сандалии с дырочками. На плече висела сшитая из холстины сумка с карманчиком для чернильницы, а в сумке — новый букварь и две тетради в линейку. Больше всего Петя боялся наступить в коровий помет, оставленный после прогнанного утром стада.

Возглавлял семейное шествие самый шустрый из пяти братьев — Толик. Заядлый голубятник и страстный футболист, в этом году он шел уже в третий класс. Младшие должны были учиться на первом этаже, и они немножко завидовали мне, Сереже и Мише, которые учились на втором. Букет георгинов, выращенных бабушкой, несла мама. Когда свернули на самую длинную в селе Пролетарскую улицу, в нашу процессию стали вливаться знакомые мальчишки и девчонки.

Бросалось в глаза, что тихих, сосредоточенных «первоклашек» вели за руку матери или бабушки, которые что-то внушали своим детям или внукам.

Школа сверкала на солнце стеклами своих широких окон, напоминая большой белый торт. Как и в городе, по сложившейся традиции малышей-первоклашек в школу за руки вводили комсомольцы-старшеклассники. Есть в этом обычае что-то трогательное, волнующее и глубоко искреннее. Уверен, что только человек с окаменевшей душой может забыть утро, когда его, ребенка, старший товарищ провожал до дверей класса, в котором ему предстояло учиться.

Но когда старшеклассник взял Петю за руку, он почему-то вдруг заробел и остановился, вроде бы пытаясь вырвать свою загорелую ручонку. Тогда Сережа, что-то сказав товарищу, сам взял руку младшего брата и пошел рядом с ним. Когда Петю поставили в первую шеренгу, во главе которой стояла девочка в пионерском галстуке, державшая в руке картонку с цифрой «1 Б», мы, старшие братья, разошлись по своим классам. Все было при этих встречах: и пожатие рук, и хлопанье по плечам, и возгласы «ну, и здоров ты стал…», и борцовские обхваты, в которых чуть не рвались рубашки. Девятый класс в этом учебном году соединили из двух прошлогодних восьмых. По распоряжению крайисполкома школа стала не восьмилеткой, а десятилеткой.

Все было бы хорошо, но не знали мы, да и не могли предчувствовать, что 1 сентября 1935 года обрушится на нашу семью тяжелым ударом. Когда все классы с пятого по девятый были построены в широком, светлом коридоре второго этажа, дежурный учитель, подняв над головой изрядных размеров бронзовый колокольчик, снятый с деревянной колокольни, прошелся вдоль строя учеников и, дождавшись полной тишины, сообщил, что директором средней школы приказом крайоно назначена Берта Марковна Яцкович. Потом он отступил к стене и поклонился в сторону вышедшей из учительской высокой, средних лет женщине, одетой в светло-коричневый приталенный костюм с отложным воротником, из грудного карманчика которого белела ажурная каемка носового платка. Короткая, мужская прическа ярко рыжих волос, прямой с горбинкой нос и взгляд уверенного в своей силе и значительности человека как-то сразу определили ее далеко не славянское происхождение. Я сразу почувствовал, что эта женщина знает себе цену и уверена в своей правоте. Когда она, сверкнув золотыми зубами, заговорила, подростки замерли. Для них золотые зубы служили показателем не только богатства, но и своего рода начальственной значимости.

Поздравляя с началом учебного года, директриса четко выразила мысль о том, что мы, школьники, в большом долгу перед партией и государством, подарившими ребятам этот светлый храм, в котором им предстоит учиться. Выступление ее завершилось здравицей Сталину и Центральному Комитету партии, на что сомкнутые ряды школьников ответили рукоплесканием.

После некоторой паузы директриса достала из бокового карманчика какую-то записку, развернула ее, и, подняв голову, четко произнесла:

— Ученикам 9-го класса Сереже Лазутину и Мише Соколову выйти из строя.

Я, стоявший в хвосте растянувшихся во весь коридор шеренг, видел, как после некоторого замешательства, из рядов старшеклассников вышли мой брат Сережа и Миша Соколов, которому по алгебре и геометрии не было равных в седьмых и восьмых классах. Седой математик Алексей Гаврилович Карболин пророчил ему большое будущее и не раз советовал родителям Соколова после окончания десятилетки всеми силами пробиваться в Москву, в университет.