Дмитрий Шульгин - Музыкальные истины Александра Вустиса

Да! И еще, наверное, был и один как бы случайный повод – это когда Кримец посмотрел мою «Сонату для шести» и «Ноктюрны». Посмотрел и как-то кисло сказал: «Знаете что, – мы тогда еще на вы были, – напишите для меня другое сочинение, которое было бы интересно не только музыкантам, но и публике». То есть, он меня подвел к идее, собственно говоря, действенной музыки, сам того не желая.

– Мне кажется, это не очень оригинальная идея.

– Так неважно – она же каждый раз для каждого начинающего композитора свежая.

– А вы тогда были все еще начинающий?

– А я всегда все еще начинающий. Для меня это сочинение, если бы я ставил опус, то это был бы опус один, потому что оно открыло вереницу произведений, которые составляют своеобразный «цикл». Их пять: «Слово…», «Memoria-2», «Возвращенье домой», «Посвящение Бетховену» и «Праздник». 48 48 «Memoria 2». Концерт для ударных, клавишных и струнных – 1978; dur. 14'. «Возвращенье домой» – 1981; для баритона и тринадцати инструменталистов (два струнных квартета, два фортепиано, валторна, два исполнителя на ударных инструментах); сл. Д. Щедровицкого; dur. 13'. «Посвящение Бетховену». Концерт для ударных и малого симфонического оркестра – 1984; dur. 18'. «Праздник». Композиция для детского и смешанного хоров и симфонического оркестра – 1987; тексты из русских певческих книг XVII века; dur. 13'. А писался этот «цикл» с 1975-го по 1987-й – значит 12 лет. Причем каждое сочинение отрывается от другого ровно на три года 49 49 О самом «цикле» композитор подробно рассказывает в связи с историей создания сочинения «Возвращенье домой». .

Но, давайте, вернемся к «Слову…». Оно, как я уже сказал, одночастное, но это не значит, что оно как «Болеро» Равеля идет непрерывно. Наоборот, здесь четко вырисовываются отдельные разделы действа.

Вот все, что до цифры 3 – двадцать один такт, – это именно «слово» и «слово» в самом архаическом его значении…

– Вы так грозно смотрите на меня словно хотите произнести некий политический тезис.

– Нет. Ничего политического. Вообще я прошу это слово при мне не употреблять 50 50 А. К. Вустин засмеялся в этот момент. , ненавижу политику и все политическое. Нет! Я апеллирую к чему-то, что есть в человеке на уровне его подсознания, какого-то дремучего подсознания причем, которое в каждом из нас есть, конечно, но оно выявляется только через творчество, это какие-то пласты жизни, о которых мы даже не подозреваем, но они живут в нас и управляют нами при этом. И даже я не подозревал, когда это писал, но только сейчас понял, что это еще и «еврейское сочинение». Тем более, кстати, что оно было посвящено учителю моему Григорию Самуиловичу Фриду.

– А что здесь говорит о еврейском начале?

– Ну, вот в нем есть дух какой-то, я бы сказал, суровый, ветхозаветный, что ли, во всяком случае, что-то тяготеющее к этому… Но вообще эти рассуждения идут мимо музыки.

– Ну раз уж они не политические, то может быть «националистические» в чем-то.

– Нет, националистическое я тоже не люблю. Я очень боюсь всего этого.

– Но ведь здесь нет ни одной еврейской народной интонации и даже опошленной восточной интервалики в виде той же увеличенной секунды хотя бы.

– Ну, и оставайтесь при своем мнении. Мне кажется, ветхозаветное здесь есть, прежде всего, в каком-то таком самом глубинном смысле духа, как нечто патриархально-ветхозаветное. Ну да ладно! Бог с ним! Я не настаиваю на этом.

Итак, вот после этого призывного, очень звучного вступления, начинается важнейший раздел, который я назвал бы двойными ритмическими вариациями. Тут есть некий тематический раздел из восьми тактов, но тактов, кстати, разной величины.

– А в чем здесь проявляется вариационность?

– А вариационность проявляется в том, что на одну и ту же ритмическую тему что-то все время накладывается и, кроме того, меняется гармония. То есть, я убедился, что можно писать без так называемых мелодических тем, что темой может быть один ритм – тема-ритм, «ритмотема» (как вы говорите). И сколько же мне здесь делали разных упреков. И тоже вот потом, когда я «Меморию написал без обычной темы – это все опять повторилось. Даже Дима Смирнов, мой друг задушевный, говорил мне, что в «Мемории» ему чего-то недостает Я спрашиваю: «А чего же недостает?» А он: «Может быть, танцующего папуаса с ножом в зубах «…

– А вторая тема?

– Вторая тема – это то, что делают ударные – они впервые выступают как отдельная группа ансамбля, как отдельное практически солирующее начало. То есть, ударные не просто выполняют какие-то чисто ритмические функции, они играют вполне самостоятельную тему. И одновременно здесь уже варьируется и материал первой темы. И тут же подсознательно, правда еще, впервые и на самом элементарном уровне реализуется моя идея двенадцатикратности, хотя и в неточном виде – есть один «лишний» такт как бы – и это как раз как бы нереализованное последнее двенадцатое проведение, двенадцатая часть 51 51 Последний такт 13-й цифры – Д. Ш. . А когда появляется 14-я цифра, то здесь начинают «бегать какие-то мамонты», я не знаю, что это такое – в общем какие-то «мамонты».