Татьяна Кузминская - Моя жизнь дома и в Ясной Поляне

– Да, красиво, – протянул Лев Николаевич. – Вот они заняты настоящим делом, а мы, господа, ничего не делаем.

Я с удивлением посмотрела на него; я первый раз слышала такие суждения, и они казались мне дикими.

– Как ничего не делаем? Папа с мама очень много делают, – сказала я обиженно. – А у нас, детей, теперь вакация.

– Да, конечно, – сказал поспешно Лев Николаевич, – вы на меня обиделись, ну, я больше не буду.

У Оболенских было много гостей, приехавших из Москвы, да, кроме того, и живущих домашних было порядочное количество. Сцена была устроена с подмостками и занавесом. Из Москвы был выписан гример.

Нас, детей, посадили вперед. Я ужасно волновалась за сестер, в особенности за Соню. За Лизу я не так боялась, я знала ее спокойствие и самоуверенность.

«А Соня? Ведь она с конфуза и роль забудет, и тогда все пропало», – думала я.

Поднялся занавес. На сцене шел разговор Подколесина с лакеем Степаном, и когда Степан сказал: «старуха пришла», я знала, что выйдет Соня.

Дверь отворилась, и вышла сваха. Соня была неузнаваема, только глаза остались прежние. Это была намазанная старуха с намазанными морщинами, не своими бровями, в черной купеческой повязочке и с заметной толщиной. В таком искаженном виде нельзя было конфузиться. Но, несмотря на это, когда она, выйдя на сцену, сказала:

– Уж вот нет, так нет. То есть, как женитесь, так каждый день станете похваливать да благодарить… – я слышала в ее голосе фальшь и замешательство. Но следующий монолог ее, заставивший публику смеяться, сразу ободрил Соню.

Подколесин говорил ей:

– Да ты врешь, Фекла Ивановна.

– Устарела я, отец мой, чтобы врать, пес врет.

Соня уже оправилась, у нее выходило недурно.

Хотя эта роль и была совсем не по ней, но сама сваха стояла за себя и смешила, и интересовала зрителей.

В антракте, когда мы пошли в столовую пить чай, я спросила Льва Николаевича: – Нравится вам, как они все играют?

– Гоголя не провалишь, – отвечал он.

Лиза играла лучше Сони, роль была больше по ней, и в общем спектакль сошел весело и интересно.

Мы довольно поздно вернулись домой. Лев Николаевич ночевал у нас.

Через несколько дней, простившись с нами, он уехал в Ясную Поляну. А мы собирались ехать в деревню, к деду Исленьеву, в Тульскую губернию. Лев Николаевич взял с нас слово, что мы заедем в Ясную Поляну.

В начале августа пошли сборы к нашему отъезду. Я заметила, что Пако был очень огорчен отъездом и говорил мне:

– Que ferai-je sans vous, mademoiselle Tate, la maison sera comme morte! [11] Что я буду делать без вас, мадемуазель Тата, дом будет, как мертвый! (фр.)

Он, по моей просьбе, ходил в Москву покупать ленточки, романсы и многое другое, что нужно было для отъезда. Все это исполнялось без ропота, с полной готовностью. С нами ехал маленький брат Володя. Мама боялась его оставить без себя. Клавдии было поручено хозяйство и уход за папа.

Настал день отъезда. Мы поехали в Москву. Там ожидала нас шестиместная, почтовая, так называемая, «анненская» карета. Она должна была довезти нас до Тулы. Пако провожал нас. Папа, не привыкший к разлуке с мама, очень тревожно отпускал нас.

Дорога была очень приятна. В Серпухове мы останавливались на ночлег. Непривычные постоялые дворы и почтовые станции забавляли меня. Пение петухов, запах свежего сена и конюшни, ночная суета на постоялом дворе и, наконец, восход солнца, все, все казалось мне новым, привлекательным и поэтичным.

Провизия была взята с собой, и мы раскладывали ее на остановках и пили чай.

На другой день мы были в Туле и остановились у тетушки Карнович, сестры матери. У нее были дочери наших лет. С ними на другой день мы ходили осматривать Тулу.

К вечеру мы отправились в Ясную Поляну, где нас радостно встретили.

В Ясной Поляне гостила тогда Мария Николаевна Толстая, приехавшая из-за границы без детей. Свидание ее с мама было трогательно. С детства они не были вместе в Ясной Поляне. С места пошли воспоминания.

– А помнишь наш старый дом, Любочка? – говорила Мария Николаевна.

– Как же не помнить, – отвечала мама. – Подъезжая к вам, я смотрела на то место, где он стоял. У меня защемило в сердце, когда я увидела пустое заросшее место. А сколько пережито в нем!

– Мне до сих пор помнятся ваши приезды из Красного, – говорила Мария Николаевна. – И как там танцевали под музыку Мими, и как Сережа, танцуя гавот с твоей сестрой, Верочкой, написал на это стихи: