Михаил Алленов - Павел Федотов

Сюжеты листов опять-таки образуют связную серию, а именно - последовательность предельно высоких, священных «сущностей существования»: смерть, любовь, брак, слава. Но предстают они подернутыми житейской болотной тиной, утрачивая свою существенность и свой масштаб, сокращаясь до размеров того стакана, который обычно поминают в связи с соответствующего размера бурями. Смерть - это скандал по поводу околевшей собачки; любовь - это прельщение бедной девушки подарками прохожих ухажеров; брак - это нищета и скандальные сцены в доме художника, женившегося без приданого в надежде на свой талант, и - в пару к предыдущему - Первое утро обманутого молодого (1844-1846), обнаружившего, что богатство и «красота» невесты были поддельны и взяты напрокат; наконец, слава - это мелкое тщеславие получившего накануне первый крестик чиновника, в неопрятном виде красующегося в неопрятном интерьере перед своей неопрятной беременной кухаркой и сожительницей.

Кончина Фидельки. 1844-1846

Сепия. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Каковы же те приемы, которые обеспечивают художественный комический эффект этого снижения? Мы знаем, что в клоунаде чем серьезнее - тем смешнее. В изобразительном ряду, следовательно, необходимо было найти эквивалент этому парадоксу «смешной серьезности». Что означало - найти меру жизненно достоверного в сочетании с неправдоподобным, сочиненным, искусственным. Причем эта «мера» должна быть понятна зрителю.

Одним из способов обретения такой меры является аналогия с театром, театральными мизансценами: пространство везде строится как сценическая коробка, так что зритель уподоблен зрителю сцены. В Модном магазине сцена построена как ансамбль актерских пластических этюдов, да, собственно, Федотов так и описывает эти свои сочинения в тех пояснениях, которыми были снабжены эти картинки на выставке в Москве в 1850 году. «Полковница, недовольная покупкой мужа, бросает ее, а тот показывает ей опустевший бумажник. Сиделец полез на полку что-то достать. Толстая полубарыня пользуется этою минутою и вправляет что-то себе в огромный ридикюль... Весь в перстнях, молодой адъютант, исправляющий экспедицию - вероятно, генеральши своей, - покупает чулки».

Следствие кончины Фидельки. 1844-1846

Сепия. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Первое утро обманутого молодого. 1844-1846

Сепия. Государственная Третьяковская галерея, Москва

У Федотова замыкает эту сцену шкаф, где на верхней полке сквозь стекла видны фигурки - то ли статуэтки, то ли бумажные силуэты, - которые похожи на кукольный театр, передразнивающий тот житейский театр, который мы наблюдаем в человеческом мире. И это сопоставление бросает обратный свет на изображаемые Федотовым мизансцены человеческого театра, выявляя в участниках этих сцен специфически марионеточную пластику. Во всех сепиях, а в этой особенно, очень явственно проступает еще одна особенность, общая для федотовского жанризма: люди - игрушки пустых страстей. Круговерть, карусель, калейдоскоп жизни, столкновение быстропроходящих пустых интересов, мелких конфликтов, представляющих собою рябь на поверхности жизни, - «суета сует и ловля ветра», который просвистывает, не затрагивая жизненной глубины. Это, в сущности, основная тема федотовских произведений.

Модный магазин. 1844-1846

Сепия. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Художник, женившийся без приданого в надежде на свой талант. 1844-1846

Сепия. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Лишь спустя два года после выхода в отставку Федотов решил обратиться от графических упражнений к живописи. Первая его картина Свежий кавалер (1846) в сюжетном отношении - живописная версия сепии Утро чиновника, получившего накануне первый крестик (1844). Федотов выстроил мизансцену на манер ситуации «зритель перед парадным портретом». Роль зрителя исполняет кухарка, а в образе памятника самому себе выступает чиновник, изображенный словно позирующим для парадного портрета в рост. Художник явно пародировал известные, хрестоматийные схемы классических монументов: дырявый халат драпируется, как античная тога, папильотки в волосах - ироническая имитация лаврового венка; в этом контексте даже босые ступни героя воспринимаются как пародийная реминисценция классической скульптуры. Детали, в сепии рассыпанные вширь, здесь сгруппированы в небольшом пространстве.