Фабиан Гарин - Командующий фронтом

— Значит, расстаемся?

— Выходит, что так.

Над городом нависли сумерки. Вот-вот потемнеет небо и зажгутся первые звезды. Дойдя до угла улицы, Жарков остановился и сказал:

— Прощай, Сергей Георгиевич! Желаю тебе успеха.

— Прощай и ты, Никанор Алексеевич! Тихону передай от меня низкий поклон и скажи, что я буду верен нашему делу.

Мобилизованных студентов обмундировали на скорую руку. Сергей получил гимнастерку, бриджи, фуражку защитного цвета, солдатские сапоги и шинель из крепкого ворсистого сукна. Он долго не мог привыкнуть к крючкам, которыми приходилось застегивать полу.

Со сборного пункта мобилизованным предстояло идти строем до Лефортова. Вел их командир учебного взвода, старший портупей-юнкер.

— Отставить разговоры! — предупредил он. — На вас не студенческие шинели, а юнкерские. Идти в ногу! Не озираться!

Здание Алексеевского училища в Лефортове, выкрашенное в светло-желтую краску, не отличалось привлекательностью. Перед зданием простирался обширный и унылый плац, на дальнем краю его стояли невзрачные дома. На покосившихся оконцах висели кисейные занавески, на подоконниках — герань.

Длинные и пустые коридоры училища пугали новичков. Шаги отдавались гулким эхом из конца в конец.

Сергей с легкой грустью вспомнил свою комнату. Вот тебе и революционная работа…

Среди юнкеров Сергей оказался самым способным и прилежным, вызвав к себе внимание преподавателей. Полковник Добронравов, замкнутый и малоразговорчивый офицер, с тщательно расчесанным пробором и лоснящимся от жира носом, считался знатоком артиллерийского дела. На занятиях он нередко обращался к Сергею.

— Юнкер Лазо, — говорил он, — объясните роте принципы стрельбы с закрытых позиций.

Юнкера любили слушать Сергея: он рассказывал живо и увлекательно, приводя примеры из прочитанных им книг. Добронравов даже намеревался предложить начальнику училища назначить Лазо своим помощником, но неожиданный случай заставил его отказаться от своего намерения. Остановив однажды Сергея в коридоре, полковник спросил:

— Вы из офицерской семьи?

— Никак нет, ваше высокоблагородие. Я родился в деревне, в семье землевладельца.

— Откуда же у вас такие знания?

— Интересовался многими науками, в том числе военными и общественными.

— Общественными? — повторил полковник. — Этак можно и всякой революционной дребедени начитаться.

Сергею следовало промолчать, и тем бы, вероятно, все кончилось.

— Революционной дребедени не бывает, ваше высокоблагородие, — ответил он прямо.

— Вы революционер? — повысил голос Добронравов и уставился на Сергея холодными и строгими глазами.

— Никак нет, выше высокоблагородие.

— Вы же ересь несете, да еще в Алексеевском училище… Да я вас…

Полковник, не договорив, быстро повернулся и пошел строевым шагом по коридору.

После этого разговора начальство стало присматриваться к Лазо.

Тяжело потекла жизнь в училище. Военная муштра давила человека. Каждый день одно и то же: подъем, строевые занятия, скучные лекции, ночные дежурства. Только два часа после однообразного обеда можно провести по своему желанию.

Сергея зачислили во вторую роту. Ею командовал капитан Золотарев, затянутый в рюмочку офицер, с прилизанными волосами и усиками, от которых всегда несло запахом фиксатуара, с припухшими веками. Встречая юнкеров, капитан смотрел им прямо в лицо и бросал коротко:

— Здравствуйте!

— Здравия желаю, ваше благородие! — отвечал юнкер.

— Четкости мало! Голос вялый! — упрекал Золотарев.

Юнкер повторял приветствие громче, а в глазах капитана уже горела злость.

— Сидели бы в своих вонючих институтах, — бурчал он, — а то вот где вы, господа студенты, сидите у меня! — и бил себя ладонью по затылку.

Особенно придирался Золотарев к Лазо. Сергей не сомневался в том, что Добронравов посоветовал капитану следить за ним.

По воскресеньям, после утренней молитвы и переклички, капитан медленно проходил вдоль строя, зорко всматриваясь в каждое лицо. Потом он раздавал юнкерам письма.

Однажды, раздав письма, капитан крикнул:

— Юнкер Лазо!

Сергей вышел из строя на два шага. Золотарев измерил его строгим взглядом с головы до ног и ехидно сказал:

— Увольнительной не будет!

Капитан ожидал, что Лазо попытается просить, спорить, и тогда он, Золотарев, вкатит ему несколько нарядов, но Сергей спокойно ответил:

— Слушаюсь, ваше благородие!