Дебор в 19 лет. Кадр из его фильма «Мы кружим в ночи, и нас пожирает пламя»
«Песни Мальдорора» были не романом и не поэмой в прозе: они не подчинялись линейной траектории, автор часто играл временами, перескакивал с единственного лица на множественное и сознательно пренебрегал пунктуацией. Это был полет фантазии, мечта, галлюцинация, повреждение ума, эпическая одиссея – Мальдорор, «князь тьмы», хулил Бога и приветствовал «древний океан». Мальдорор, по словам Лотреамона, был злодеем, который, «быть может, за сотни миль от вас, а быть может, всего лишь в двух шагах». [30] Лотреамон. Песни Мальдорора (пер. Н. Мавлевич).
Мальдорор воспринимался как богохульник, и издатели отказывались печатать это произведение, опасаясь судебных исков. Некоторое время «Песни» находились под запретом. В наше время, однако, творчество Лотреамона сделалось классикой. Некоторые строки приобрели печальную известность своей сюрреалистичностью: «соседство на анатомическом столе швейной машины с зонтиком». [31] Там же.
В «Песнях Мальдорора» мы также находим целую россыпь намеренно затемненных для понимания сравнений: «прекрасный, как закон затухающего с годами роста грудной клетки при диспропорции между тенденцией к увеличению и количеством усваиваемых организмом молекул»; «прекрасным, как аномалия в строении детородного органа». И сравнение, которое Дебор любил цитировать: «прекрасный, как трясущиеся руки алкоголика». [32] Там же.
Рассудительные «Стихотворения» были антиподом бессвязных «Песен Мальдорора», моральным противоядием, отрицанием и ниспровержением – процессом высвобождения. Сам Лотреамон, по всей видимости, болел шизофренией, и его творчество выдает личность, съедаемую темным началом, подобие доктора Джекила. «Стихотворения» пересыпаны афоризмами, ставшими священными коровами для Дебора и ситуационистов, которые довольно скоро присвоят себе и зло высмеют многие «великие» труды и идеи. «Плагиат необходим, – настаивал Лотреамон. – Прогресс требует плагиата. Он неотступно следует за фразой автора, пользуется его выражением, стирает ложную мысль и заменяет ее верной». [33] Лотреамон. Стихотворения (пер. М. Голованивской).
Дебор также надолго попал под влияние Артура Кравана, [34] Боксер и поэт, представитель дадаизма и сюрреализма.
с творчеством которого познакомился незадолго до встречи с почти натуральным Изидором Дюкассом [35] Настоящее имя Лотреамона. – Прим. пер.
– эксцентричным румынским цыганом Исидором Ису, поэтом и гуру леттристского движения. Они познакомились на Каннском кинофестивале в 1951 году. После освобождения Франции от фашистов семья Дебор покинула По и перебралась на Лазурный берег, в роскошные Канны. Здесь Дебор попал в лицей Карно. Учеба его мало привлекала. Хотя однажды он отличился на викторине, посвященной радиовещанию, и даже получил приз, ему явно не хватало усердия. Ги читал книги, не входившие в программу, а вместо домашних заданий писал школьному приятелю Эрве Фалку, бывшему младше его на два года, длинные, тщательно выстроенные письма, бурлившие поэзией и революционным идеализмом. «Мы были enfants terrible , [36] Сорванцами ( фр .).
– признавался в приступе откровенности один из духовных отпрысков Рембо. – Если мы повзрослеем, то станем опасными». «Человек обязан иметь страстную натуру, иначе он ничтожество», – утверждал другой. «У маркиза де Сада глаза, как у юной девы. Прекрасные глаза, взрывающие мосты…» [37] Эрве Фалку сохранил все юношеские письма Ги. Позднее, в десятую годовщину смерти Дебора, он обнародовал их в виде цветного широкоформатного факсимильного издания. См.: Guy Debord. Marquis de Sade a des yeux de fille, Paris, 2004.
В юности Ги томился по иной реальности, иному мирозданию. Он узрел его отблеск на четвертом Каннском кинофестивале – это случилось вскоре после получения степени бакалавра. Дебор загорелся идеями Изу, настолько его заворожил сотворенный им безумный бунтовщический мир. Прибывшие из Парижа леттристы щеголяли в свитерах под горло и в джинсах и слушали джаз. Сам Изу красовался в шелковом галстуке и являл собой курьезную смесь буржуазной элегантности и затрапезного упадничества. Он смахивал на низкопробную реинкарнацию Лотреамона или Рембо. Изу и его последователи привезли в Канны фильм «Трактат о дряни и о вечности», которым собирались эпатировать публику. Леттристы намеревались затмить мир традиционного киноискусства. Дебор примкнул к их компании и стал непременным участником пьяных застолий. Нельзя сказать, чтобы фильм Изу наделал много шума. Зрителям демонстрировался темный экран, а из динамиков периодически доносились причудливые гортанные звуки с претензией на поэзию. Зрелище длилось дольше четырех часов…
Читать дальше