Наталья Казьмина - О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 2. 2008–2011

5 июля

Передача про А. А. Казанскую.Предчувствие оправдалось. Я себе в принципе не понравилась. А уж мама, послушав, сказала все. Возразить было нечего. Она страшно озлилась на Пашу: «Он не давал тебе слова сказать. Ты что, не могла быть понапористей?» Как всегда, все при наваре, кроме меня: Леша сделал хорошую передачу (тому, кто слушает, важно узнать про А. А., а от кого – какая разница), Паша сделал себе и Училищу рекламу, почитал стихи. Это я придумала – чтобы кусочек из «Сирано» послушать и чтобы Паша посвятил А. А. какие-то строчки (он прочел «Актрису» Пастернака, посвященную А. П. Зуевой, ну и что). «А кто об этом знает?!» – сказала мама и, припомнила историю с вечером В. Севрюковой. Когда основные повороты сюжета и ходы придумала я, а Паша Тихомиров даже не вписал меня в титры телепередачи. И все мне потом об этом с недоумением сказали. Что-то со мной происходит. Я как-то плаваю в пространстве, и воли к жизни, а тем более к борьбе, нет никакой. Надо, видимо, всегда уметь расставлять локти, а меня этому совсем не научили…

День звонков

Звонила Рите Литвин (научный сотрудник музея театра им. Вахтангова) (встретились недавно на похоронах А. А., она в грустях). Сказала, что окончательно осиротела, потеряв в этом году самых близких: Юру Борисова, сына О. И., и В. Мишарина (а я и не знала, что они дружили). Жалко и Аллу Борисову, которая похоронила и мужа, и сына, и осталась одна, как перст. Рита сказала, что она занята теперь увековечением их памяти. Понятно, но тоскливо. Олега Борисова к его юбилею вспомнили и тут же сразу опять забыли.

Звонила Д. Крымову.Просто так, давно не говорили, поздравила Инку с прошедшим днем рождения, сказала, что Диме не дозвонилась 3-го, в д.р. Эфроса, послала sms, поэтому тоже решила перезвонить. Слышу опасные «звоночки» в том, каким он становится, но верить не хочу. Недавний разговор с Анаид: ей тоже не понравился (и активно) «Демон» – по тем же причинам, что и нам с А. Михайловой! Вспомнила давний разговор с М. Токаревой, которая рассказывала про влияние Инки на Диму, не верное, слишком практическое. Меня Дима пригласил на премьеру – не 5, а 10 октября, в день рождения. «Правда, там еще фестиваль «Территория» будет, а ты же на него не ходишь», – и хихикнул. «Почему же это я не хожу? Дуру из меня не делай. Я попасть туда не могу. Я просила как-то Инку, она обещала меня провести, но не провела». Надо было сказать иначе: «Трусите со мной на «Территории» светиться, чтобы Серебренникову не разонравиться?» Не умею язвить. «Деликатность без границ».

6 июля

И сегодня день ушел в песок. Ни строчки не написала, не расшифровала. Уже шесть дней пытаюсь уговорить себя позвонить Каме, и нет куража. Дети расстраивают. Любви и ласки от них мало. Впрочем, меня в этой жизни никто никогда не жалел слишком много. И много не хвалил.

Умерла Нонна Мордюкова.

Очень хороший некролог (хотя это звучит немного глупо) написала Т. Москвина.

Постдраматический театр (книга известного немецкого театроведа Ханс-Тиса Лемана) , перевод В. Колязина.

Дискуссия в «Театре». Сосватала туда Р. Кречетову, а сама хотела поучаствовать, да сил не хватило. О чем-то думать, размышлять еще хочется, а написать, отшлифовать, довести до ума и до читателя уже не хочется. Все-таки я в какой-то перманентной тоске пребываю.

Остались кое-какие мысли по поводу театра хайтековской эры.

Постдрам. – это еще театр или уже разновидность нового искусства? Про него уже не скажешь шедевр, произведение искусства – продукт, хорошо упакованный продукт…

Выходит, что цивилизация помогает человеку деградировать.

Постдраматический театр – зрелище для снобов, эстетов и жлобов (которых все время надо удивлять и которые от этого соседства с «интеллектуалами» совсем раздуются).

Кто будут зрители такого театра? См. «Игру снов» Б. Уилсона. Надо знать текст, чтобы понять, испытать толчок, настроение… а иначе на такой театр будут глазеть как на подиум, но скоро это наскучит, и его «опустят», как и обычный театр – захотят рыбненького.

Понимая, что происходит с театром, Т. Кантор был честнее. Он свои отношения с текстом свел к минимуму и сам эти тексты писал, не корежа чужие. Иначе где критерии? Где границы дозволенного? Режиссер становится паразитом на тексте, человеком, который, не умея выдумать свое, пакует чужое. Господин оформитель, сочинитель упаковок. Вообще-то это неприлично – оставлять в спектакле текст, но смысл его менять. Примеров в театре – сколько хочешь.