Инна Соловьева - ПЕРВАЯ студия. ВТОРОЙ мхат. Из практики театральных идей XX века

Файко. Записки – Файко А . Записки старого театральщика. М., 1978.

Хачатуров – С. Хачатурян. Статьи. Воспоминания. Письма. Документы. Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1969.

Цететис – Центральный техникум театрального искусства.

Чуковский – Чуковский К . Дневник. 1901–1929. М., 1991.

Шверубович – Шверубович В . О старом Художественном театре. М., 1990.

Если начинать с начала, отступаешь все дальше от даты, когда Первая студия МХАТ приняла название МХАТ Второй.

Соответствующие бумаги подписали 13 августа 1924 года.

Переименование не сопровождалось сколько-нибудь заметным переформированием труппы и афиши. Въехали в дом на Театральной площади, но к первому сезону здесь не подготовили премьеры. В открытие 7 сентября 1924 года дали шедшего с марта «Расточителя» Лескова. В первые три месяца и потом годами будут играть спектакли, поставленные в Первой студии: в сентябре после «Расточителя» – «Укрощение строптивой», «Любовь – книгу золотую», «Двенадцатую ночь», «Короля Лира», «Потоп», «Эрика XIV», «Сверчка на печи»; в октябре и ноябре еще и «Гибель „Надежды„» – едва ли не весь репертуар, составившийся за 11 лет трудов студийцев. Быстрее перечислишь, что по тем или иным причинам выпало.

Соблазн чистого листа вообще-то существовал. Слишком многое было за плечами: наследственная ноша задач – задач, сбивавшихся одна об другую, надламывавших одна другую. Ими Первая студия была нагружена при ее возникновении. Даже раньше ее возникновения.

Даты этого возникновения расплывчаты.

Художественный театр в январе 1923-го был за рубежом. Остававшийся в Москве Немирович-Данченко послал на адрес гастролей напоминание: «Вы получите это письмо до 28-го? 28-го – десятилетие 1-ой студии… Пришлите телеграмму хорошую» [1] НД-4. Т. 3. С. 10. . Для юбилейного вечера выбрали «Гибель „Надежды“» – первую студийную постановку, показанную публике. Показ прошел 15 января 1913 года, по новому стилю 28-го. Но, в сущности, жизнь Первой студии началась не с первой ее премьеры. И не к премьере была направлена как к цели.

Подвижность, драматичные миграции цели, внутренняя готовность к раздвоению – наследственная примета этого театрального организма.

Автор «Летописи МХАТ Второго» Марина Иванова отодвигает ее начальную дату: проставляет 5 января 1912 года, поскольку именно в этот день Немирович доложил собранию пайщиков МХТ о желании Станиславского создать студию. В протокол записали: «…он будет заниматься своей системою и готовить для Художественного театра актеров и даже целые постановки, назначенные ему Театром, но не к определенному сроку». Уточняли: производственный план Театра (три премьеры в год) должен быть независим от работ К. С. в студии.

«Как режиссер К. С. не отказывается являться по приглашению для советов по постановкам. Как актер К. С. отказывается от больших ролей и ничего не имеет против небольших…

Выслушав требование Конст. Серг., собрание выразило глубокое сожаление по поводу того, что Конст. Серг. отходит от Театра» [2] Цит. по: МХАТ 2. С. 571. .

В середине сезона 1911/12 отход Константина Сергеевича огорчительным, конечно, был, но не был неожиданным.

Мысль, что МХТ, не осуществившись как театр Общедоступный, не удерживался и в своих задачах Художественного, – эта мысль снова и снова тревожила Станиславского. Его прочность как основы благосостояния создавших его артистов не радовала, скорее отталкивала.

В письме Станиславского к Немировичу-Данченко в 1910 году проходит гипотеза: «Надо выжать все соки из Художественного театра, обеспечить всех и уйти в маленький кружок» [3] КС-9. Т. 8. С. 216. .

Встретившись с этими строками, Владимир Иванович мог бы ответить: мы с вами уже обсуждали этот вопрос о прекрасном маленьком кружке – о его возможности и невозможности. Это было в конце ноября 1908 года, после того как он прочитал обращение К. С. «Караул!!!» [4] «Письмо к товарищам» см.: КС-9. Т. 5. Кн. 1. С. 393–395.

Перечень того, что ужасает Станиславского в их театре, в черновике составляет 22 пункта. Черновик кончается вопросом: «Что это? Растление, конец?» Немирович-Данченко мог бы сказать: зачем же так драматизировать. Но сказал другое: «Разложение дела коренится в самом деле».

Вл. Ив. разворачивал свое толкование с обстоятельностью, которая столь же оппонирует, сколько и соответствует волнению К. С.