Ольга Книппер-Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 2 - 1928–1956

Живем все больше вразброд. Лева пропадает в Музык. студии, Люба на службе. Встречаемся за обедом. Чеховичей давно не видела, должны были быть 17/30 у нас, и захворал Сережа. Завтра я завтракаю у Горьких с Москвиным и Качаловым, приглашены на «степную устрицу», что сие – не знаю. Рассказала бы я тебе про него! Я его укоряла, что не побывал в Ялт. доме. Он говорит, что хотел, но на него насели, и он первый раз в жизни встретился с Сергеевым-Ценским [38] Сергей Николаевич Сергеев-Ценский (1875–1958), писатель; постоянно жил в Крыму. и проговорил с ним все короткое пребывание в Ялте.

Почему ты мне не пишешь? Как самочувствие? Все в порядке? Соф. Вл. все ходит в церковь, где служит о. Сергий. Недавно он был у нас, все не устроится с квартирой. Церковь ему Арбатская очень по душе.

Ну, Маша, спешу, целую тебя, обнимаю. Ильясу выслала все деньги (за домик), послала доверенность Роману.

Наши тебе шлют привет. Будь здорова, приезжай. Твоя Оля

14/Х-28 г. [Ялта – Москва]

Милая Оля, дорогусенька моя, давно я тебе не писала, хотя не переставала думать о тебе, щелкая на счетах. Я никому не пи…сала. Не дописав «не писала», пришлось от страха удирать вниз по лестнице – опять землетрясение… Довольно сильный короткий толчок, все затряслось и зазвенело. Мих. Павл. даже выбежал. С сжатым сердцем я опять поднялась к себе наверх, и вот продолжаю мое послание, стараясь успокоиться от пережитого волнения… Ведь никак не привыкнешь к этому удовольствию, шут его возьми!.. Противно! А казалось, что уж в недрах земных все спокойно и если повторится, то через много, много лет… А в природе чудесно, прозрачно, горы опять позеленели, тепло и только вдали высоко золотятся и краснеют леса. Перепадают дожди, и у нас в саду опять много цветов, желтые ромашки все еще цветут, также и лиловые петуньи… Эдем, как говорит Иван Владимирович [39] Видимо, садовник. .

Вчера получила твое спешное письмо, но, к сожалению, нельзя так скоро исполнить твое поручение, хотя Мих. Павл. и старается. Сегодня не застал фотографа, пойдет завтра.

Орловы устроились хорошо, вошли уже в нашу компанию и, по-видимому, чувствуют себя не чуждо. Вчера у Ванды был пир на весь мир. Во время ужина говорили речи, конечно, начал по обыкновению Кузнечик [40] Ялтинский врач Кузнецов. , сказал хорошо и Орлов. Потом музыка, пение и… декламация. Поселились Орловы в старом городе, на даче вдовы д-ра Федорова, близко к Ванде, она ухаживает за ними вовсю и кормит до отвала… Особенно наслаждается едой m-me.

Мне скучно, я часто вспоминаю лето – мои путешествия в Гурзуф, и с грустью узнала, что будущим летом театр ваш уезжает за границу и даже в Америку [41] Планы такие действительно существовали, но за те несколько лет, что протекли после гастролей в Америке, в МХАТ не сложился репертуар, который одновременно был бы интересен американцам (скажем, «Дни Турбиных») и был бы возможен по цензурным соображениям (те же «Дни Турбиных»), а старый репертуар везти не хотели. Коллизия разрешилась сама собой: сердечный приступ и длительная болезнь К.С. с запретом выступать на сцене поставила крест на этих планах. Н. – Д. в письме Бертенсону 1 мая 1929 г. еще надеялся на осуществимость поездки: «М. Гест усиленно хлопочет о поездке Художественного театра во второй половине будущего сезона. Дает условия первой поездки. Но настаивает на «Бронепоезде» и «Турбиных». Чудак! Как ни убеждаю его, что «Бронепоезд» не будет разрешен в Америке. Он уверяет, ручается… Да и нельзя, надо в Москве оставить дело сильным. Хотя все главные участвующие «Бронепоезда» поедут: Качалов, Баталов, Тихомирова, Хмелев и т. д. Вероятно, Гест рассчитывает на то, что я пойду на переделки, но я ему и об этом написал, что переделки недопустимы. Теперь я ему предложил «Бесприданницу». Возможно, что поездка состоится. Тогда она начнется с Лондона. Гест уже не возражает и на то, что необходимость приезда Станиславского не будет оговорена в контракте. Затормозиться может еще из-за меня, т. к. без Станиславского (вероятно, и без Лужского) и без меня поездка невозможна, но и здесь вряд ли можно будет оставить Театр без меня» (Бертенсон, с. 37). . Увы мне! Если жива буду, тоскливо мне будет без тебя и без Гурзуфа. На торжества я не приеду. Зачем я там нужна? Если буду иметь кроме финансов еще и деньги, то в феврале приеду. Кстати, к тому времени московский репертуар выявится и я получу отображение всей московской театральной жизни… Надеюсь, что ты позволишь мне пожить у тебя и обласкаешь меня по примеру жирных лет. Собери всех еврейчиков – Книпперовичей и Чеховичей, а также и Еликончика, прочти им, если захотят, это письмо и скажи, что ввиду моих преклонных лет мне уже трудно писать каждому в отдельности. Пусть не обижаются. На Еликона же я сердита – за что она сделала меня bête noire’ом [42] Жупел, пугало (франц .). ? У меня глаз всегда был хороший и никому вреда не делал! Я надеюсь, что она здорова и фурункулы прошли. Это часто бывает от моря. После них человек очищается и хорошеет…