Но разве не так с Дали?
В конце жизни Дали-старший был вынужден признать, что без Галы Сальвадор закончил бы свои дни в психиатрической лечебнице, что это она сделала из Дали успешного художника.
Но до такого признания было еще очень далеко.
Это позже Дали полюбил деньги, когда Гала научила его красиво тратить.
Тогда, в самом начале их совместной жизни, он был папенькиным сынком, способным только требовать оплаты счетов за холсты и краски. Да, он некоторое время жил самостоятельно, когда учился в Академии, но зарабатывать при этом не пытался – писал ради учебы и удовольствия.
В этом они с Полем были очень похожи, оба дорогих мальчика Галы были беспомощны в жизни.
Сама Гала тоже не умела ничего создавать, чтобы продавать, а ежедневный труд дома, присущий женщинам, ей и вовсе претил. Домашняя работа бесконечна, бестолкова и неблагодарна – эту истину никто не отменял.
Так зачем же ею заниматься? Нет, пусть ее выполняют другие.
Но других нужно нанимать, следовательно, нужны деньги.
Дали не зря нарисовал отца в образе льва, желающего его съесть. Куси Дали-старший лишил строптивого сына наследства, возможности пользоваться деньгами семьи и права жить в их семейных домах, в том числе в Кадакесе. Он хотел лишить Сальвадора вообще возможности приезжать в Кадакес, но так далеко власть нотариуса уже не распространялась – пляжи и бухты любимого местечка не были частными, следовательно, любой мог приехать и купаться именно там.
Позже Гала и Сальвадор так и сделали – приехали и поселились, даже построили дом неподалеку от летнего пристанища оскорбленного Дали-старшего.
Но это позже, а тогда лишение всякой поддержки означало крах, жить было просто не на что.
Дали красочно расписал свое поведение и свои чувства после решающей ссоры с отцом – в знак протеста он обрил голову (потеря лелеемых волос – какой ужас!) и сфотографировался с морским ежом на бритой голове (Вильгельм Телль?).
Дали-старший не дрогнул, вид морского ежа на лысой голове сына его отца-нотариуса не потряс, тот был слишком зол.
Это произошло после «медового месяца» Сальвадора и Галы, проведенного на зимнем пляже Ситжеса. Отца возмутило безответственное поведение сына, удравшего с любовницей перед самым открытием выставки, то, что Сальвадор потратил на Галу почти все заработанные от продажи картин деньги, вместо того, чтобы вложить их в дело или хотя бы положить в банк, и конечно, эта оскорбительная фраза про портрет матери…
Когда он появился в Париже нищим, потратившим последние франки на огромный букет роз, даже Поль испытал жалость.
Но жалость к Сальвадору показывать нельзя – он способен за жалость просто растерзать.
Гала поняла, что теперь ответственна за жизнь этого сумасшедшего мальчика. Но в отличие от Макса Эрнста ни принимать Дали третьим к ним с Полем, ни даже оставаться с мужем она больше не может, Сальвадор не Макс, да и Поль уже не тот.
Поль понял все и уехал в Обоне. Сесиль, по счастью, как обычно, жила у бабушки.
Но поселить нового возлюбленного и подопечного в квартире, любовно обставленной мужем, – это одно, а жить с ним совсем иное. Речь не об интимных отношениях, в этом проблем не было, раскрепостившийся мальчик оказался любовником с фантазиями.
Проблемой стали деньги.
Возможно, Поль какое-то время содержал бы их с Сальвадором, но средства почти закончились и у Элюара. Квартира – это все, что он мог сделать для супруги с ее любовником.
Требовалось срочно найти источник средств, желательно обильный и неиссякаемый, ведь и Гала, и Дали привыкли к хорошему. Она, даже будучи без средств, тратила последние деньги на дорогие духи, а он еще студентом предпочитал бокал перно обеду в дешевой столовой.
Гала хорошо понимала, что таким источником средств является сам Дали, вернее, его картины, но это в будущем, а счета магазинов и ресторанов нужно оплачивать немедленно. В тот момент Сальвадор просто растерялся и даже смалодушничал, наступила минута, когда он был даже готов вернуться к отцу с покаянием. Если бы это не означало потери Галы навсегда, так и случилось бы – блудный сын приполз бы на коленях, посыпал бритую голову песком пляжа Кадакеса, уничтожил свои полотна и поклялся никогда больше не называть себя сюрреалистом и писать исключительно сестру на фоне открытых окон.
Понимал ли это он сам?
Наверное, да, но старательно прятал даже от себя такое понимание. Дали прятал от всех свое отчаяние, помогла привычка фиглярничать на публике – за игрой в шута скрывались и неуверенность в завтрашнем дне, и даже отчаяние.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу