Гала Дали - Жизнь, придуманная ею самой

Гала выслушала этот сбивчивый рассказ об игрушке, подтвердила, что в России есть такие игрушки, чтобы снег сыпался снова и снова, шарик нужно переве-рнуть.

Дали, почувствовав, что его слушают, принялся открывать душу. Видно, наболело, он мог долгими часами разглагольствовать о сюрреализме, о параноидальных видениях, о значении сновидений.

А потом еще и показал свои записи на эту тему.

Гала взяла листки, скорее, чтобы не оттолкнуть будущего исполнителя ее казни, но когда вчиталась, поняла, что всему, что она слышала у дадаистов, далеко до философского уровня этого мальчишки-клоуна.

Полю и Гоэмансу Гала сказала, что Сальвадор вовсе не копрофаг, но что именно не так, она еще не поняла и попытается понять.

Поль не возражал. Пусть разбирается. Листочки с философскими размышлениями непризнанного гения он даже в руки брать не стал, поморщившись:

– С меня хватит Тцара и его друзей. Если хочешь, читай сама.

Гала привычно промолчала и действительно принялась читать.

Дали увлекался работами Фрейда, это звучало в каждой строчке. Если бы Гала сама не читала Фрейда, едва ли поняла бы некоторые сентенции, но скучающая Гала, вопреки мнению многих, не была пустышкой и Фрейда читала.

Первое впечатление: записи безумца. Но если вдуматься, кто из живущих на Земле не безумен? Каждый безумен, только по-своему, вернее, большинство желает быть безумными по образу толпы, принимает ее правила, ее законы безумия. Если толпа многочисленна, она становится обществом и диктует правила уже жестче.

Тех, кто пытается этим правилам не подчиняться, называют в лучшем случае странными, в худшем – сумасшедшими с отправкой на лечение.

Сальвадору пока везло, его неравенство толпе воспринималось как чудачество, но пройдет время, и отношение будет совсем иное. Если, конечно, этот безумец не навяжет свое видение мира остальным.

Когда они в очередной раз гуляли вдвоем по пустынным утесам, Гала попросила объяснить кое-что из его записей. Удивленный и обрадованный вниманием и пониманием его мыслей, Сальвадор принялся возбужденно размахивать руками, объясняя суть написанного. Она слушала и поражалась: с точки зрения простого обывателя, юноша был настоящим сумасшедшим, он странно одет, странно вел себя, говорил излишне взволнованно и то, что неискушенному человеку могло показаться бредом.

Гале не казалось, она вдруг поняла, что Сальвадор гениален в своем безумстве, что само безумие для него не более чем способ существования в таком же безумном мире, способ выразить протест не как дада – отрицанием всего, а диктатом собственного видения и своей воли.

Это было настолько неожиданное понимание, что она даже забыла, зачем, собственно, ей нужен разряженный, словно петух, красавчик.

За его нелепой внешностью, дурацкими повадками и выходками скрывалось нечто, чего не было у всех дада, вместе взятых! Дали гениален, но совсем иначе, чем Поль или Макс, чем Тцара или Лорка. Он гениален не как другие, он сам по себе, и именно это особенно ценно.

Немедленно пришло еще одно сознание: его никогда не поймут, действительно будут считать сумасшедшим и не позволят выразить талант в полной мере. Никто не поймет, даже друзья-сюрреалисты. Они все словно пигмеи рядом с этим сумасшедшим мальчишкой, словно стоят у подножия Сфинкса и пытаются смотреть на него свысока.

Галу пронзила мысль, что только она может помочь этому мальчику проявить всю его гениальность, поддержать даже более умело, чем когда-то поддержала Поля, буквально заставив поверить в себя и стать тем, кем он без нее никогда не стал бы.

Неужели теперь очередь Дали?

Эта мысль была столь неожиданной, что Гала даже остановилась, буквально замерев на месте.

Сальвадор тревожно уставился на Галу:

– Что я должен сделать с вами? Что вы хотите, чтобы я с вами сделал?

Еще несколько минут назад до своего пронзительного понимания она ответила бы:

– Убить.

И можно не сомневаться, что мальчишка выполнил бы ее желание, бросившись вместе в пропасть или в морские волны.

Но теперь Гала знала, для чего будет жить дальше, почему произошла эта встреча, что ей делать. Нет, не ради убийства-самоубийства, а ради жизни, будущей блестящей жизни.

– Не бойтесь, мой мальчик, мы больше не расстанемся. Никогда!

Дали в своих мемуарах солгал о том, как состоялось это объяснение, возможно, он не лгал специально – просто не помнил, поскольку был слишком взволнован. Гала помнила.

Она все же произнесла это: