Симон Тер-Петросян - Сталин. Мой товарищ и наставник

– Когда я смотрю на тебя, Камо, то иногда вижу взрослого мужчину, а иногда – ребенка, – просто и необидно сказал Иосиф. – Сейчас ты рассуждаешь, как ребенок. Подумай сам: а на что живут бастующие рабочие и их семьи? У пролетариев нет счетов в банках, и сбережения их, если они вообще имеются, весьма скромны. Хорошо, если на неделю хватит. А что дальше? От бедности снова совать шею в ярмо, так ничего и не добившись? Нет, Камо, если уж начинать дело, то нужно доводить его до конца. Бастовать нужно до тех пор, пока требования бастующих не будут удовлетворены. Мы помогаем бастующим, чтобы они не голодали. В августе прошлого года на помощь одним только рабочим железнодорожных мастерских мы потратили две с половиной тысячи рублей. Две с половиной, Камо! Только на железнодорожные мастерские! Забастовка – дорогое «удовольствие». Но толк был – пусть не наполовину, а на треть рабочим мастерских увеличили плату!

Подумав, я признал, что Сталин прав. Действительно, все, что идет делу на пользу, – хорошо.

– Я хочу поручить тебе организацию сбора «налога» с капиталистов, – сказал Сталин. – Работать будешь вместе с Бочоридзе. Он будет вести бухгалтерию. Церковники брали десятину, а мы станем брать пять или семь процентов от прибыли. Это немного. Для капиталиста проще заплатить, чем иметь неприятности. Но если обложить «налогом» весь Тифлис, то в сумме получится много. Что скажешь? По силам тебе такое дело?

– Мне по силам все, что поручит мне партия! – горячо ответил я.

– Вот и хорошо! – Иосиф похлопал меня по плечу. – «Эксами» тоже будешь заниматься, но уже по-крупному. Кое-какой опыт ты приобрел, пора начинать делать серьезные дела.

Я понял, что прежние поручения достать небольшие суммы денег были для меня испытанием и практикой. Серьезные дела – впереди.

В тот день я вернулся домой в столь радостном настроении, что тетка моя решила, будто я влюбился, и пристала ко мне с расспросами. Она уже не раз пыталась заводить со мной разговоры о женитьбе, нахваливала каких-то девушек из числа своих знакомых. Я на это всегда отвечал одно и то же: «Рано мне пока жениться». И в тот раз сказал то же самое. Об этом факте, не имеющем никакого исторического значения, я упоминаю только для того, чтобы перейти к нашему разговору с Иосифом о месте любви в жизни революционера. Кому-то это может показаться маловажным, но для девятнадцатилетнего юноши вопрос любви был очень и очень серьезным.

Этот разговор состоялся в мае 1901 года. Толчком к нему послужил трагический случай с одним нашим товарищем, членом партии. Он влюбился в дочь богатого авлабарского купца, та ответила ему взаимностью, но отец о бедном женихе и слышать не хотел. У него на примете был «достойный» жених, тоже купец, почти его ровесник. В отчаянии несчастная девушка отравилась, а ее возлюбленный повесился на следующий день после ее похорон. Этот случай наделал много шуму в городе, долго его обсуждали. Большинство сочувствовало несчастным влюбленным, но были и такие, кто их осуждал – вай-вай, причинили такое горе несчастному отцу, опозорили его. Даже от некоторых наших товарищей, тех, кто постарше, приходилось слышать: «Опозорила, нехорошо поступила». Я, когда так говорили, очень сердился. Как «опозорила»? Почему? Если бы тиран-отец не мешал счастью дочери, то она бы честь по чести вышла замуж за достойного, пусть и бедного человека и была бы с ним счастлива. Отец – виновник трагедии, и это он сам себя опозорил. Я очень болезненно воспринял эту трагедию, потому что сам вырос в доме отца-тирана. Среди тех, с кем я спорил, был и Михо Чодришвили [55] Чодришвили Михаил (Михо) Иосифович (1853–1929) – грузинский революционер. Столярная мастерская Чодришвили в Тбилиси многие годы служила конспиративной явкой. . Михо на меня за это обиделся. Сказал, что мне, совсем еще мальчишке, не годится спорить с пятидесятилетним, умудренным жизнью человеком. Однажды, когда мы со Сталиным встречались в мастерской Михо, Сталин спросил меня:

– Что это Михо на тебя так сердито смотрит? Чем ты его обидел?

Сталин всегда обращал внимание на отношения между товарищами. Если между ними были какие-то обиды, то он старался примирить их. Правило было такое – нас мало, мы делаем большое трудное дело и должны быть вместе, как пальцы в кулаке. Иначе нам дела не сделать.

Сейчас, когда самое трудное уже позади, я поражаюсь тому, что мы, коммунисты, смогли сделать. Начав с демонстраций и рабочих кружков, мы расшатали опоры самодержавия, свергли его и сумели отбить все империалистические атаки. Без хвастовства скажу – большое дело мы сделали. И если бы мы не были едины, ничего у нас не получилось бы.