Филипп Бобков - КГБ и власть

Западные эксперты, специалисты и консультанты проникли во все поры промышленности, сельского хозяйства, финансов — во все сферы и политики. Перед ними открываются все двери и все сейфы. Они изучают нашу жизнь и дают советы, как нам быть дальше. Но они жизни нашей не знают, и она им неинтересна, у этих дельцов ведь свои цели и задачи: они ведут борьбу за сферы влияния в богатейших районах страны, превращая их в свои сырьевые придатки.

И Япония тут же вспомнила о своих давних притязаниях: не уйдете с Курильских островов — не получите денег. Отдадим ли мы в конце концов наши, исконно русские Курилы, Россия ведь не Великобритания, которая бросила всю свою военную мощь, чтобы отстоять острова за десятки тысяч километров от своей собственной территории и отразить притязания на Фолкленды?

Я вовсе не хочу сказать, что в конце 80-х годов можно было уберечь страну от распада, а партию от раскола. Был ли этот процесс необратим? На это ответит история.

Трудно писать, но сегодня тот же процесс распада угрожает и Российской Федерации, а мне дорога Россия, пусть даже в том обрубленном виде, какой она стала после распада СССР.

Если написанное мною будет хотя бы в малой степени служить предупреждением новой беды, мне, как старому солдату, будет немного легче: шинель может оставаться висеть на вешалке.

29 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА я в последний раз пришел в свой рабочий кабинет. Улица Дзержинского (теперь Лубянка), дом 3, 4-й этаж. Из окна виден универ. маг «Детский мир». Через огромные витрины можно наблюдать, как толпы людей переходят с этажа на этаж, от прилавка к прилавку. Они что-то рассматривают, обсуждают, примеряют, покупают. Там идет своя жизнь. А моя жизнь была посвящена этим людям, я должен был обеспечить их покой. Обитателям нашей планеты не нужны войны — ни горячая, ни холодная, им нужен мир для созидания, и детям их должен быть гарантирован мирный завтрашний день.

Настала пора подвести итоги. «Холодной войны» нет, как утверждают лидеры страны. Но почему же нет покоя? Почему страна не ликует? Видимо, люди чувствуют, что мы потерпели поражение в результате действий наших лидеров. Великая страна пока еще существует, до распада остается еще почти год. Но она уже в конвульсиях, и народ ощущает эту агонию.

Я стою у окна и вспоминаю свой разговор с президентом СССР, состоявшийся в его кремлевском кабинете полчаса назад, — последний мой разговор в должности первого заместителя Председателя КГБ СССР. На президентском столе белеет только один лист бумаги. Это указ о моем освобождении от должности и переходе на работу в группу Генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Сейчас президент его подпишет.

За столом — трое: Горбачев, Крючков и я. Мы беседуем уже почти сорок минут. Я благодарю Горбачева за доверие, позволившее мне долгое время работать на высоких постах. Далеко не всегда я говорил то, что хотелось бы слышать членам Политбюро и правительству, старался не затушевывать подлинное положение дел. Вот и сейчас не могу уйти, не сказав о своих тревогах. Я не стал скрывать, что авторитет Горбачева в обществе заметно упал, что к нему стали относиться настороженно и демократы, и коммунисты. Надо что-то делать, надо внести ясность в ту линию, которую проводит руководство страны. Неуверенность центра может привести к большой крови. Я говорил о весьма конкретных вещах.

Горбачев внимательно слушал и, казалось, был признателен за откровенный разговор.

Я не предлагал никаких конкретных мер, лишь хотелось высказать то, что наболело. Межнациональные конфликты уже весьма ощутимо давали о себе знать. Прибалтийские республики открыто не признавали центр и явочным порядком порывали с государством. Только что произошли события в Вильнюсе — нашему поколению вряд ли удастся до конца уяснить их смысл, в стране растет недовольство повышением цен, ростом преступности, наступлением коррупции.

Михаил Сергеевич почти не перебивал меня. Он выслушал все мои оценки событий в Фергане, Сумгаите, Тбилиси, Баку, в других «горячих точках», где мне довелось побывать, и заметил, обращаясь к Крючкову:

— Много мы его погоняли. — Потом обернулся ко мне; — Сколько же тебе пришлось пережить? Действительно здорово досталось!

Потом Горбачев поблагодарил меня за службу, сказал хорошие слова:

— Твоя честная жизнь не вызывает вопросов, тебя ничто не должно волновать. Но мы тебя не жалели, — повторил он, — куда только ни бросали.