Аскольд Засыпкин - В памяти нашей гремит война. Книга 1

(воспоминания)

Война началась, мне было шесть лет. Старшему брату Артуру – семь, а самому младшему Петру – один год. Отец ушёл на войну в первые дни её начала. Мама осталась одна с пятью малыми детьми на руках. Маме было двадцать семь лет. Мы жили тогда в Омской области, село Пустынное. Старинное село возникло в 1741 году, а название получило от текущей рядом речки Пустынки.

Вольготно раскинулось на равнине крутого правого берега могучей реки Иртыш, недалеко от известного Сибирского тракта. «Красивое село Пустынное», – писал А. П. Чехов, в своих воспоминаниях о поездке на остров Сахалин по Сибирскому тракту в 1890 году. В центре села на возвышенном месте стояла церковь с тремя куполами и крестами на них. В церкви не проводились богослужения – была закрыта. Местная власть во время войны использовала её, как хозяйственное помещение. Иногда туда ссыпали зерно на хранение после жатвы.

Картина Церковь. Написана директором школы. Кудренко Константином Ванифатьевичем по памяти.

Звона церковного колокола не слышали – был снят. Но церковь всё так же оставалась величественной и почитаемой простым людом. Кресты куполов были видны со всех окраин села, выражали печаль и укор неразумности безбожников. Неподалёку в черте прицерковной площади стоял дом, некогда принадлежащий священнослужителю (батюшке). Дом добротный, деревянный, в два слоя тесовой крышей, в фасаде буквой «П». Окна дома большие, на три стороны, из которых хорошо просматривалась вся площадь и церковь.

Вокруг дома сад, огороженный достаточно высокой изгородью. Летом сад благоухал ароматами. Как невеста, раньше всех в белый наряд облачалась черёмуха, а за ней чуть приотстав, расцветала сирень и акция жёлтая. Где-то далеко гремела война, а в саду была обычная великая жизнь природы. Как всегда, весной трелью заливались скворцы, щебетали деловито синицы, чирикали суетливые воробьи.

Детей военной поры, сегодня называют – дети войны. Особая категория – дети блокадного Ленинграда. Почему нет детей блокадного Сталинграда, детей территорий, временно оккупированных немцами и т. д. и т. п. И хорошо, что нет. И не дай бог, кому-нибудь из «умников» сортировать нас.

1941 год Мама, на руках Пётр. Стоят: Люба, Анатолий, Аскольд, Артур.

Достаточно того, как раскрашивали в цвета – красные и белые дедов наших, отцов. Все дети войны, одинаково были лишены детства – детства в нормальном человеческом понимании.

Пытаюсь иногда воскресить в памяти самые ранние картинки своего детства. Наиболее чётко вырисовываются только две:

* Мне 3–4 года. Лето. Мы в гостях у бабушки Нюси, с. Большеречье. Во дворе на солнце лёжа, греется огромный, чёрный, лохматый, мной самый любимый пёс, по кличке Портрет. Только что прошёл скорый ливневый дождь. Я, незаметно для всех, выбрался из дома на улицу. Увидев Портрета, ринулся к нему с огромным желанием покататься верхом на его могучей спине. Такую процедуру много раз делал с помощью взрослых. Рядом никого, желание велико. Цепляюсь за шерсть, пытаюсь влезть на спину собаки. Попытка не удаётся, повторяю. Портрет вскакивает и устремляется за ограду на улицу, волоча за собой весящего надоедливого наездника. На улице грязь и огромная лужа. Я в ней.

* Мне 5 лет. Зима. Печь «голландка». В топке горят, потрескивая берёзовые дрова. Дверца топки приоткрыта, видно пламя и раскаленные угли. Мы дети сидим возле топки, греемся. Родители в соседней комнате увлечённо беседуют. Отец только что приехал из райцентра, с. Большеречье. Привёз для школы учебные пособия, приборы. Самым важным прибором были наушники для радио. Они мне очень понравились. Но, как не крутил, наушники молчали. Терпение лопнуло, наушники полетели в топку. Была первая большая порка. О правах ребёнка тогда ещё ничего не знали. Зато память на всю оставшуюся жизнь.