Юрий Домбровский - «Неистовый Виссарион» без ретуши

Новому редактору «Телескопа» хотелось вести и журнал по-новому. Хотелось привлечь как можно больше одарённых, мыслящих людей со свежими идеями. Он пригласил к сотрудничеству Краевского, известных своими революционными высказываниями Плюшара, Чаадаева… Сблизился с кружком Станкевича, группой единомышленников, увлекавшихся, в отличие от кружка Герцена и Огарёва, не столько политическими, сколько философско-эстетическими вопросами. Предлагал свои статьи в другие журналы, стараясь обходить острые углы цензуры. Писал рецензии на петербургские и московские произведения. К тому времени возвратился из-за границы Надеждин с присоединившимся к ним Неверовым. Как-то слишком много одарённых и в то же время разносторонних литераторов собралось в одном месте.

Надеждин, вызывая на спор, говорил:

– У нас нет настоящей литературы.

– У нас, Николай Иванович, целый Парнас, – возражал тому Белинский.

– Назовите хоть одного, перед кем я бы снял шляпу, – провоцировал того на спор критик.

– Ежели вам одного Пушкина мало, назову, пожалуй, ещё поэта Грибоедова, – парировал Виссарион.

– Пушкин – повеса, баловень судьбы, – не унимался Надеждин.

– Думаю, литература русская в живом и непреходящем значении пошла от «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова», – не сдавался Виссарион.

Спорили часто. И не спора ради, а ради постижения истины. Не сходились во взглядах, расходились во мнениях, пересматривали само понятие «литература» – которая не свод, не совокупность всего написанного, а лишь то, что отмечено художественной ценностью, зенит художественного совершенства.

Белинский между тем решался на публикацию в «Телескопе» довольно острой статьи Чаадаева «Философское письмо». Надеждин цензуры опасался – и не зря. После публикации статьи «Телескоп» закрыли. Герцен тогда сравнил появление письма Чаадаева с выстрелом в глухую ночь. Пушкин, узнав о закрытии «Телескопа», стал медлить с отсылкой своего ответа Чаадаеву, над которым устанавливался «медико-полицейский» надзор.

Надеждина высылают из Москвы на жительство в Усть-Сысольск, на квартире Белинского производят обыск и… Виссарион остаётся без средств и печатной трибуны. Из безвыходного положения его не спасают ни написанные им «Основания русской грамматики», ни преподавание в Межевом институте. Его и без того плохое здоровье подорвано напряжёнными занятиями и невзгодами.

Опять наступают нелёгкие времена.

Краевский предлагает Белинскому заказную статью в свой журнал «Литературные прибавления к "Русскому инвалиду"», но тон и условия, предложенные Виссариону, кажутся тому унизительными, и он отказывается от сотрудничества. Он во многом не сходится во мнении с Краевским, но уважает его принципиальность. Он злится на себя самого за вздорность и несносный характер, за то, что Бог наказал его задорною охотою высказывать своё мнение о литературных вопросах и явлениях категорично, без оглядки на последствия. Но он не мог быть другим – не мог спекулировать своими убеждениями. Лучше уж сгинуть со свету, нежели говорить не то, что думаешь. Казалось, он был осуждён временем на решительное бездействие. Ведь в Москве, да и в Петербурге, выходило столько бездарных книг, о коих и говорить стыдно, и много толковать не к чему. Ему хотелось приложить все свои старания, чтобы как можно больше времени подумать, справиться, обработать словом, сделать своё дело как можно лучше, добросовестнее, найти точку опоры, чтобы иметь возможность высказываться и делать. А что сделаешь в Москве, когда в ней негде строки поместить, нельзя копейки пером заработать?

Всё чаще он задумывался о Петербурге. Оттуда шёл свежий ветер. И вдруг – как гром среди ясного неба. Он не мог, не хотел в это верить.

Бедный Пушкин! Вот чем кончилось его поприще! Смерть Ленского в «Онегине» была пророчеством… Как хотелось надеяться, что он ранен не смертельно, но «Пчела» уже уверила всех некрологом, написанным Одоевским. Один истинный поэт был на Руси, но и тот не совершил вполне своего призвания. Худо понимали его при жизни, поймут ли теперь?..

«Недоучившийся студент» – называл Белинского Пушкин. Хотя осознавал, что автор «Литературных мечтаний» в статьях о Гоголе и Кольцове – талантлив и по-юношески дерзок. Отношение Белинского к Пушкину тоже было далеко не однозначным. «Литературные мечтания» – своеобразный манифест, провозгласивший наступление века русской классической литературы. Впервые Белинский упомянул о русском реализме. Поэзия – реальная, когда в ней отражается жизнь и действительность. Пушкинские «Сказки» или «Анджело» не приводили молодого критика в восторг. Они казались ему далёкими от жизни.