Александр Гучков - Заговор против Николая II. Как мы избавились от царя

Рузский меня и Шульгина позвал в вагон, был ген. Савич, очень толковый человек, бывший командир корпуса жандармов. Я помню, меня тогда возмутило безудержное ликование Савича, что все кончено. У нас было глубокое чувство всего трагизма, а у него: ах, слава Богу, кончено это все.

Базили: Это вопрос, который постоянно мне ставят иностранцы, которые интересуются, как это могло случиться, не нашлось ни одного человека, который сделал бы шаг для спасения старой монархии. Это непонятно для чуждых этой обстановке лиц. В этом отношении интересно дать меру того полного отвращения, отчуждения, которое создалось в России по отношению не к монархии, не к режиму, а к тем лицам, которые были воплощением этого режима в этот период.

Гучков: Материал, с которым приходится иметь дело, чрезвычайно разнообразен. Прямые выводы невозможны, надо чутьем действовать. Какие-то флюиды действуют в числе тех элементов, которые подействовали на создание этой оценки положения – безнадежности для этого строя отстоять себя, бороться за себя, отсутствие у него таких убежденных крепко, фанатически сторонников. Это у меня сложилось отчасти под влиянием одного эпизода. 1910 год, как будто все благополучно. Столыпин у власти за несколько месяцев до его убийства. Приезжает в Петербург; как это обычно бывает, депутация от одного из казачьих войск – Кубанского казачьего войска. Они приезжают, представляются государю, привозят какие-нибудь подарки. Очень почтенные всегда люди, атаманы округов, пожилые люди. Они начинали свой обход с того, что представлялись государю, военному министру, высоким чинам, а затем ходили по тем министерствам, в которых их дела делались. Заходили они и ко мне, потому что я был председателем Комиссии государственной обороны, а через эту комиссию все казачьи дела, не только военные, но и гражданские ведались, Главному управлению казачьих войск разные ассигнования шли от нас. На этот раз тоже пришли ко мне. «Ну что, были у государя?» – «Были»… Никакой каверзы не было в моем вопросе.

Я в свои молодые годы московского житья помнил, что казаки считаются оплотом существующего строя, когда надо какую-нибудь толпу или демонстрацию разогнать. А когда я теперь в Государственной думе соприкоснулся с казаками, я увидел, что они революционизировались до последней степени. Мы были слишком умеренная партия, они все сидели у кадетов, либо у прогрессистов – это меня поражало. А затем, когда я познакомился с казачьими делами, я увидел, что этому есть основания. Отношение к казачьим вольностям, к казачьим интересам в Петербурге было своекорыстное, жесткое. Казачьи области считались местами для кормления, это было местом назначения людей угодных. Плохое управление казачьими областями и казачьими интересами вызывало там недовольство и революционные настроения. У них требования были более высокие, чем у основного населения.

Базили: И даже известное материальное благополучие, независимость…

Гучков: Я спрашиваю: «Как сошло?» Жмутся. Потом один говорит: «Ах, Александр Иванович, лучше было бы и не рассказывать. Знаете, сошло так, что хуже и не может быть. Нас там выстроили. Вышел государь; один из нас произнес слово. Затем государь обошел всех нас, поздоровался и каждого из нас спросил, какой он станицы, а потом поклонился и ушел». Все-таки приехали они за тысячи верст не только представиться, но у них разные нужды, просьбы, надо было показать им человеческое участие. Их особенно возмутил вопрос – «какой станицы» – другими словами – убирайся, ты мне надоел. Потом [спрашиваю: ] «Были у военного министра?» – «Были». Смеются. «Это еще вышло хуже. Сухомлинов спросил каждого из нас, какой станицы и сколько в станице жителей». Он даже мозгами не повернул, чтобы казачьи интересы затронуть и пообещать – я генералу такому-то сообщу. Я в это время старался строить мосты от старой России к новой и, думаю, так нельзя, таких людей нельзя назад отсылать. Это же ведь хуже, чем эсэровские агитаторы, а почтенные люди – атаманы. Спросят [их в станицах]: как наши вопросы? Они скажут. Нельзя допускать. Я сказал: «Были ли вы у Столыпина?» – «Нет». – «Я вам устрою». Пошел. Как раз П. А. оказался в кабинете. Я говорю: «К вам просьба, приехала одна казачья депутация, собирается скоро назад, она представлялась государю и военному министру. Они в таком настроении, что в таком виде их отпускать домой нельзя. Примите их, ублажайте их как умеете, и тогда пускай они едут…» Он говорит: «Может быть, государь был очень занят?» – «Не знаю». – «Они у меня не очень много времени отнимут? Хорошо, завтра в таком-то часу пускай ко мне придут». Я с ним простился, а они были у Столыпина и сочли долгом ко мне зайти. Я спрашиваю их. «Ну, это совсем другой человек. Он нас посадил, сам спросил, по каким делам приехали, какой был урожай, затем казачьи вопросы. Словом, показал некоторый интерес».