Н. Любимова-Коганская - Бог любит меня. Воспоминания

– Вы чем-то расстроены?

Передо мной стоял Фантаз.

– Да, вот я думала, что сегодня всё закончится, и я отдохну.

Фантаз сказал:

– Идите и отдыхайте. Ни о чём не думайте. Вы не спали, у вас усталый вид. Вы уже приняты.

Я очень удивилась, но виду не подала. Шла домой и думала: почему мне такие привилегии?

На рабфак я была принята. Но шёл большой спор. Смирнов Сергей Иванович, преподаватель по литературе и русскому языку, был категорически против, я сделала много синтаксических ошибок, одну морфологическую, если не считать того, что мне подсказали. Об этом позже мне рассказал Фантаз. Но это не главное, мне важно было поступить и повторить материал. Конечно, я многое забыла, два последних года в техникуме были только специальные предметы, да вот ещё почти год работала. Я дала себе слово выучить этот проклятый синтаксис и не терять зря времени по остальным предметам. Итак, я уже вступила на путь, приближающий меня к Марку. Начались занятия. В группе было много десятилетчиков, не поступивших в этом году в институт. Подружилась я с Леной Цагарелли – дочерью заведующей библиотекой в тресте «Донбассантрацит». Я очень понравилась Александре Кузьминичне – маме Лены, а Лена училась в одной группе с Марком. Поэтому были все предпосылки подружиться. Я старалась изо всех сил и скоро стала лучшей. Засверкали уже и искры знаний русского языка и литературы. А Сергей Иванович укорял себя за то, что не смог меня сразу оценить, моя начитанность его восхищала. И, как рассказывал мне потом Фантаз, он говорил: «Старый дурак, с огромным опытом, не смог разглядеть такую девочку».

Евгений Иванович Фантаз не преподавал математику в нашей группе. Позже произошла какая-то история, нашли какие-то записки с выпадами против Ивана Мартыновича, нашего преподавателя. Фантаз предложил ему поменяться группами, тот согласился, и вот Фантаз преподаёт математику у нас. В нашей группе также учились студенты, перешедшие с третьего на четвёртый курс. Тося Доар была, очевидно, любимой ученицей Евгения Ивановича…

От Марка ничего не было. Приёмные экзамены уже закончились. Лена знала, как я страдаю, хотя я ничего не говорила ей о Марке. В начале октября, утром, Лена сказала мне: «Приехал Марк». Моё сердце забилось как птица в клетке. Когда приехал?.. Почему?.. Уже четыре дня прошло, он не прошёл по конкурсу. Было 27 человек на место, а он сдал один предмет на четыре и не прошёл. Боже! – уже четыре дня, и не позвал меня. Что это? Он так быстро меня забыл? Или страдало его самолюбие, которое не позволяло ему смириться с провалом, и он не хотел никого видеть? Что? Что делать мне? Я заметалась, кто же его лучше может понять, успокоить, объяснить, что ещё ничего не потеряно, что некоторые по нескольку лет пытаются сдать и в конце концов поступают… Я тоже самолюбива, но любовь была сильнее… Я хотела встречи с Марком, но как я могу его увидеть, он никуда не выходит. И всё же я спрятала своё самолюбие и попросила Лену Цагарелли устроить мне встречу с Марком. Дома его не было, он был у Юрки Артановского (того мальчика, с которым он читал книгу). Когда Лена вызвала Марка, у него не было на лице никакой радости от встречи со мной.

– Марк, мне нужно поговорить с тобой, ты сейчас можешь пойти со мной?

– Могу.

Мы пошли, молчание долго сопровождало нас. Первое, что он сказал мне: «Тебе не идёт эта причёска». Меня это укололо (когда я сдала экзамены на рабфаке, я сделала себе завивку, тогда очень модную, и все говорили, что мне очень идёт…). Мы всё ещё шли молча, какая-то натянутость была между нами. Я не могла больше терпеть.

– Марк, ты больше не любишь меня?

– Мне надо переболеть, пережить своё поражение, – ответил он.

Я больше не говорила, мы шли и шли, так долго и так далеко, и когда возвращались, вдруг стало легко и замечательно, и мы договорились завтра встретиться в парке. Каждый день мы засиживались в парке до двух-трёх часов ночи в объятиях друг друга. В час ночи наш парк прекращал работу, и все должны были покинуть его. Сторож ходил, проверял и выпроваживал задержавшихся, только не знал, что делать с нами. Подойдёт, постоит вдалеке, уйдёт, не скажет ни слова.

– Марк, надо идти, вон и сторож напоминает нам об этом.

– Но ведь он ничего не говорит нам.

Не знал Марк одного секрета, а я его знала, ведь сторож парка был моим дедушкой, который меня очень любил, и я его любила. Как чудно мы проводили время с дедушкой, в тех редких случаях, когда я приезжала к ним в деревню! Дедушка без конца катал меня на лодке по озеру, а я рвала кувшинки – белые и жёлтые. Потом дедушка вытаскивал из вершей рыбу, мы разводили в дедушкином саду костёр и ели вкуснейшую уху, а яблоки, падая с деревьев, глухо бухали. Дедушка поднимался, шёл их подбирать и самые лучшие приносил мне… Теперь он приехал к нам, чтобы заработать немного денег на хозяйство… И дедушка свято охранял в парке цветы, но для своей внучки каждое утро приносил маленький букетик. И я была ему благодарна и за цветы, и за деликатность…