Дарина Мирус - Memorium & Textus. С любовью и благодарностью к жизни

Моя «концертная деятельность» на улице резко сократилась, но не закончилась. Я ездила играть сама, потихоньку от мамы, и, давая ей деньги, говорила, что это в училище сделали дополнительную выплату. Подобная задумка призвана была избавить меня от маминой компании в процессе «работы» (как мы это называли), но потерпела фиаско. Маме не понравилось, что я отлыниваю от «трудовой деятельности» в ее присутствии. И со словами «эти деньги дало тебе государство, а сейчас мы поедем, и ты заработаешь их сама» мы ехали и «зарабатывали», а моя нервная система снова проходила проверку на прочность.

В самый последний день весны 1999-го я обнаружила у себя «слоновые» отеки голеней и стоп, бросавшиеся в глаза очень конкретно. Мама их, конечно, тоже заметила, совсем не похвалив меня за «невнимательность» по отношению к «обфунявшему» меня нечто. Спустя несколько дней, уединившись в лесу (прогулки куда мне и до этого не особенно нравились, так как всегда сулили различные «оздоровительные» процедуры), мама провела со мной поистине забойный «лечебный» сеанс, попросту колотя мне до одури ноги. Орала я от адовой боли как резаная. Спустя несколько часов, когда мы наконец-то пошли домой, она стала доверительно рассказывать мне о различных усовершенствованиях в «лечении», которые она думает попробовать для излечения меня от отеков и, конечно, о регулярном повторении только что проведенного «лечебного» сеанса на летних каникулах. Меня обуял ужас, и при первой же возможности я обратилась за помощью в поликлинику. После разных анализов мне выписали направление в больницу. Я попросила отца сказать маме, что ложусь в больницу, но не говорить адрес. И только после недельного пребывания в больнице мама с сестрой приехали для посещения. Пробыв в больнице чуть более трех недель и отдохнув, несмотря на ежедневные посещения, я подумала перебраться жить к отцу. Озвученное предложение повлекло за собой длинный ночной разговор с участием меня, мамы, сестры и отца. В результате под утро, сестра, мама и я вернулись домой, и все потекло по-старому, за исключением веры в мой вариант расписания занятий. В начале следующего учебного года мама лично приехала в училище, переписала расписание и четко его отслеживала, регулярно устраивая внезапные приходы к отцу с целью застать меня там или найти оставленный «бронежилет».

В квартире мама соорудила карнизы, накрытые металлическими пластинами или железными листами; делать что-либо, можно было только находясь под их «защитой», так как с потолка «палило» электромагнитное «облучение». При передвижении вне карнизов стали использоваться «таблетки» – крышки от кастрюль или сковородок, которые одевались на голову на манер вьетнамских шляп, с веревочкой под подбородком. Заниматься дома чем бы то ни было стало очень неудобно и проблемно по причине все уменьшавшегося пространства. Даже чтение книг требовало умения молниеносно их прятать при мамином появлении, потому что названия некоторых связывались у нее с «происходившей историей» и дальнейшее чтение таких произведений стоило себе дороже. Кроме того, маме понравилось передвигать мебель, в том числе и с нашей помощью, что еще больше загромоздило пространство и усложнило проход.

Но самый страшный период наступил для меня после окончания училища, когда, не сумев ни поступить в высшее учебное заведение, ни устроиться на работу, я должна была сидеть дома с ней вдвоем и также вдвоем посещать в назначенные дни биржу труда.

Мама и раньше постоянно укрепляла квартиру, изобретая различные «примочки», набиваемые на двери, шкафы и окна (ритуал закрывания и открывания входной двери тоже заметно усложнился), но теперь, так как несмотря на все ее «старания» к нам все равно «проходили», она заподозрила нас с сестрой в «помощи» «проходившим». Резон был в следующем: нам не хватало нежности, поэтому мы впускали ночью этих некто (обозначенных мамой словом «хахали»), дабы они нам эту самую «нежность» дарили и заодно «фуняли» нас и маму. Хохотать в голос над этой сногсшибательной «догадкой» я могу сейчас, тогда мне было совсем не до смеха. Мама не стеснялась в выражениях, описывая, как мы удовлетворяем наш «недостаток нежности», а я не знала, как избавить себя от ее зудящего душу голоса и противного пристального взгляда.

В декабре 2002-го мама взялась за пол, подключив к этому занятию меня и сестру. Нужно было выламывать паркетные пластинки и доски, на которые эти пластинки были приклеены, а из образовавшихся проемов выгребать цементную пыль и строительный шлак, после чего мама занималась там «физикой» – сложной системой для описания непосвященному. В это же время мы начали скупать в магазине гвозди. Завидев нас, продавцы смеялись: «Вы их что – едите?» Гвозди клеились скотчем на стены или легонько (не по шляпку) прибивались на мебель и на всякий разный хлам (в избытке «украшавший» квартиру), стройные ряды гвоздей связывала проволока. Все эти конструкции относились к «физике» и, когда «работали», вызывали «колокольчики», означавшие, что можно вздохнуть спокойно – мама на сегодня закончила. Окна тоже оказались задействованными в «физических испытаниях» (помимо того, что были обвешаны замками и разными «примочками»), между стекол мама вставила железные пластины, благодаря которым в комнатах воцарился полумрак.