Василий Малкин - Карпатские орлы

— Куда? — грозно окликнул сержанта Брагин.

— Командир отделения гвардии сержант Головань, — звонко, срывающимся мальчишеским голосом доложил он, погасив улыбку. — Письма ребята просили отправить… Потому и опаздываю немножко…

— Откуда родом? — спросил я сержанта.

— С Кубани, станица Раевская.

— Слышал, у вас там гитлеровцы побывали. В семье-то все благополучно?

— Ой, товарищ гвардии майор, что понаделали!.. Два моих братана погибли. Сколько хат попалили да разграбили…

Лицо парня посуровело. От улыбки не осталось и тени.

— Мстить врагу надо, товарищ Головань!

— Да уж щадить их, гадов, не буду.

Сержант плотнее прижал к груди автомат. Выразительно похлопал по нему.

Пока мы разговаривали с Голованем, к нам подошел капитан Гора. Глядя вслед удаляющемуся сержанту, я спросил:

— Это и есть тот ваш земляк?..

— Он самый.

— Поговорите еще, подбодрите.

Стучат колеса. Уже проехали Крым. Поезд мчится по Украине. Свободного времени много. Любители поспать, как говорит ротный весельчак, «дрыхнут без отрыва от нар». А Голованю не спится. Под стук колес вспоминается о том, о сем…

Через распахнутые двери теплушки виднеются выжженные зноем незасеянные поля, разрушенные строения, обломки вагонов, автомашин.

В эшелоне продолжается внешне неприметный процесс: люди сближаются, раскрывают друг перед другом душу, делятся надеждами, сомнениями, тревогами, планами на будущее. Уверен, что к тому времени, как подъедем к линии фронта, в полку увеличится число закадычных друзей.

Нам, политработникам, важно использовать это время для духовного формирования полкового воинского коллектива. Ведь в него влилось много новых людей. Батальонные политработники, ротные парторги, комсорги, агитаторы всегда с людьми. Они участвуют в задушевных беседах, выступают в импровизированных концертах самодеятельности — словом, делают то, что открывает путь к красноармейским сердцам.

У каждого политработника своя манера работы, свой подход к делу. Для того чтобы заглянуть в душу человека и через нее уловить настроение всего коллектива, я выбирал нескольких бойцов и внимательно присматривался к ним. Расспрашивал о них командиров, парторгов, комсоргов, близких товарищей.

Почему мой выбор в те дни пал именно на сержанта Василия Голованя? Озадачила меня быстрая смена его настроения: за две-три минуты, пока я беседовал с ним, на лице Голованя сменилось несколько выражений: грусть, тоска, веселое лукавство, боль. «Душу этого парня, — подумал я, — можно читать как раскрытую книгу. Интересно, что же в ней будет завтра, послезавтра, через месяц и через полгода, если только военная судьба будет добра к нам обоим?»

Вскоре я узнал, что Василий Головань родился в семье землепашца. Было ему два года, когда случилось несчастье: отец поехал в лес по дрова, да лошади понесли, телега наскочила на пень. Батька разбился насмерть. Мать — Ксения Сергеевна — в тридцать лет осталась вдовой с пятью сыновьями на руках. Трудно пришлось ей. Два старших сына определились в наем, к кулакам. Отдавали свой скудный заработок матери. Лишь в тридцатом году, когда семья вступила в колхоз, жизнь начала постепенно налаживаться. Василия зачислили в полеводческую бригаду. Потом он перешел на ферму, вступил в> комсомол.

С началом войны Василий и его братья ушли на фронт. Прошло немного времени, и Ксения Сергеевна получила извещение: под Ростовом убит старший, Николай. Мать долго оплакивала его. А потом из фронтового госпиталя вернулся второй брат, Степан: ранило его в бою, списали из-за непригодности к службе. В августе 1942 года фашисты заняли Кубань, к сентябрю продвинулись к Новороссийску. Станица Раевская оказалась у гитлеровцев.

Лишь в сорок третьем Василий получил письмо от матери. Она сообщала: «Степана расстреляли фашисты. Меня выгнали из дому. Я поселилась у соседей. Их дом подожгли, я настрадалась в сыром погребе…»

От третьего брата, Григория, вестей не было.

Яков Варфоломеевич Гора, информируя меня о своих беседах с земляком, сказал убежденно:

— Сержант будет воевать геройски. Славный парень. Но вот страшно беспокоится о матери.

— Давайте напишем ей. Расскажем о сыне. Узнаем, может, чем-то посодействуем.

— Будет сделано, — ответил капитан.

Письма в войну, как известно, шли долго. И все же мы через сравнительно короткий срок получили от Ксении Сергеевны ответ. Под ее диктовку писала тамошняя учительница. Письмо было согрето материнской любовью к советским воинам. Оно заканчивалось словами благодарности командованию полка за заботу о сыне, пожеланиями счастья всем его однополчанам. Это письмо агитаторы зачитывали солдатам.