Иван Майский: Воспоминания советского посла. Книга 2

Кенсингтонский дворец стоял тут же, в двух шагах от Круглого пруда, сумрачный, полузабытый, как старый царедворец в отставке. В нем никто не жил, и за 6 пенсов всякий желающий мог обойти его залы, хранившие на себе далекий отблеск ушедших эпох.

Да, в те первые дни пребывания в посольстве я был доволен своей новой резиденцией, особенно царившей вокруг тишиной. Тихо было на земле в тени вековых деревьев Кенсингтона {2} 2 Исправлено. В оригинале: Консингтона — V_E. . Тихо было в небе, в котором не появился еще ни один самолет. Тихо было на «частной» улице. Тысячеголосый гул мирового города не проникал сюда, в этот фешенебельный «квартал миллионеров». И часто, стоя с женой у окна нашей квартиры, я со смешанным чувством изумления и радости повторял:

— Точно в деревне. И ведь подумать только — мы находимся и центре восьмимиллионной столицы!

Но, конечно, гораздо больше вещей меня интересовали люди. Наши советские посольства в описываемый период везде отличались крайне ограниченной численностью персонала. Пожалуй, нигде это не бросалось так резко в глаза, как в Лондоне. В самом деле, в этой самой мировой из всех тогдашних мировых столиц мировая держава СССР имела в 1932 году всего лишь семь дипломатических работников, внесенных в лист Форин оффис! Сюда входили также торгпред и его заместитель — стало быть, чисто дипломатических работников было только пять человек. В то же время Япония и США имели в Лондоне по 20 человек дипломатов, Франция — 18, Италия — 15 и даже Дания и Сиам — по 9. Буржуазные государства обычно страдают излишней перегрузкой своих дипломатических штатов: там нередко сынки богатых людей (иногда даже без жалованья) ради корысти или ради «положения» приписываются к посольствам в качестве атташе, секретарей или советников. Советское государство в 30-х годах представляло как раз обратную картину. Причины тут были разные, одна из них — жесткий режим экономии, проводившийся с особой строгостью, когда речь шла о расходовании иностранной валюты или золота, нужных для финансирования пятилетних планов. К тому же тогдашний нарком иностранных дел М. М. Литвинов не любил тратить деньги зря — ни свои личные, ни государственные.

Однако наша экономность иногда принимала уже слишком крайние формы. Я это очень остро почувствовал осенью 1932 г. в Лондоне: в моем распоряжении было всего лишь пять дипломатических работников. Самым ценным из них являлся уже упоминавшийся выше Д. М. Богомолов, который теперь был советником посольства. Мне Богомолов очень нравился. Это был умный, культурный, уравновешенный человек с хорошим характером и прекрасным знанием английского языка. Он уже не первый год занимался дипломатической работой и мог бы быть чрезвычайно полезным для посольства, но как раз осенью 1932 г. Дмитрий Васильевич был назначен послом в Китай и должен был скоро покинуть Лондон (в 1937 г. он стал жертвой культа личности Сталина, но теперь посмертно реабилитирован).

Следовательно, оставалось только четыре дипломатических работника, из которых наиболее опытным был С. Б. Каган — хороший дипломат и большой знаток английского языка (точнее его американской разновидности), который он изучил во время многолетней эмиграции в США. В момент моего приезда Каган был первым секретарем, однако несколько позднее, по моему представлению, ему был присвоен ранг советника, и в качестве такового он стал моим заместителем и главным помощником.

Характерной особенностью тогдашнего посольства было полное отсутствие в нем представителей вооруженных сил: у нас не имелось ни военного, ни воздушного, ни морского атташе. Это была не наша вина, тут целиком виноваты были англичане. В 1924-1927 гг. лондонское полпредство имело морского атташе. Это был контрадмирал Беренс, работавший еще в царском посольстве. Он признал советскую власть и был оставлен в том же качестве в нашем полпредстве. С разрывом англо-советских отношений в 1927 г. его миссия в Лондоне, естественно, пришла к концу. После возобновления этих отношений в 1929 г. Советское правительство назначило в Англию военного атташе, британский посол в Москве Овий выдал ему визу; однако в самый последний момент, когда наш командир уже почти садился в поезд, Овий вдруг взял свою визу назад и сообщил, что британское правительство «не заинтересовано» в обмене военными атташе. Не знаю, что лежало в основе этой конфузной для Овия истории, но знаю, что в результате описанного инцидента советское посольство осталось без военных дипломатов в Лондоне. Вопрос был урегулирован только в 1934 г., причем очень полезную роль в этом сыграл один из видных лейбористов того времени лорд Марли. С тех пор в Лондоне и Москве появились дипломатические представители вооруженных сил обеих стран.